1917. Разгадка «русской» революции - Николай Стариков Страница 31

Поспевать за ленинской мыслью, задача неблагодарная. Его скорость принятия решений не всем по зубам. Не многие обладали и его интуицией. Только вот в начале 1917 года она его подвела. 9 января, в Швейцарии, делая «Доклад о революции 1905 года», он сказал: «Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, что она будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции». ^[130] Иными словами, вам, дорогие товарищи, до светлого будущего дожить, а мне, старику, и надеяться не надо. И вдруг — Февраль! Революция! Как снег на голову. На первый взгляд странно, но объяснимо. Все мы люди, и Владимир Ильич тоже не исключение. Следовательно, и он может ошибаться, несмотря на всю свою гениальность. К тому же Ленин уже с 1900 года почти безвылазно жил за границей в эмиграции и оторвался от нашей действительности. Русскую жизнь знал по письмам товарищей и статьям зарубежной прессы. Вот и просмотрел революционный момент будущий вождь мирового пролетариата. Но упрекать Владимира Ильича в политической близорукости будет неправильно. Февраль был плодом «союзного» заговора, в который Ленин не был посвящен. И в том нет его вины — каждый винтик страшной машины разрушения России знал только ему необходимую информацию. Когда требовалось его участие, невидимые закулисные силы выталкивали такого человека на поверхность политической жизни, когда он становился не нужен — быстро отодвигали в сторону. Для Февраля Ленин и его партия не были необходимы, «союзные» спецслужбы успешно организовали рабочие волнения и солдатский бунт, обойдясь без их помощи.

После бурной череды съездов РСДРП и эсеров во время первой русской революции 1905–1907 годов наступило резкое затишье. Революционные элементы, их лидеры находились «на консервации», спокойно проживая на территории Западной Европы. Они устраивали небольшие конференции, ругали друг друга почем зря в своих малотиражных газетах и ждали своего часа. И казалось, он наступил — началась Первая мировая война. Но их надежда быстро рассеялась: большинство революционеров поддержали свои правительства и стали патриотами, хотя бы на период вооруженного конфликта. Так было и с большинством русских смутьянов. Например, глава эсеровских боевиков Борис Савинков решительно требовал прекращения всякой антигосударственной деятельности на период войны. Тот, кто в такой момент борется с царем и с самодержавием, считал он, борется против России.

Ленин же в самом начале Первой мировой войны совершенно правильно понял, что именно эта страшная бойня дает единственный шанс на осуществление социалистической революции. Поэтому глава большевиков и выдвинул лозунг поражения царизма в войне. Логика ленинская понятна, одно только получалось не по Ленину: текущая ситуация в России никакой революцией и не пахла. После серии военных неудач русская армия готовилась эту войну успешно заканчивать. Поэтому и говорил Владимир Ильич в своем швейцарском докладе о революции как о далекой-далекой перспективе.

Но тут неожиданно случился Февраль. И Ленин моментально сориентировался. Практически сразу по прочтении свежих швейцарских газет. Уже 3 (16) марта, то есть в день отречения великого князя Михаила от престола, он пишет Александре Коллонтай: «Дорогая А. М.! Сейчас получили вторые правительственные телеграммы о революции 1 (14).III в Питере. Неделя кровавых битв рабочих и Милюков+Гучков+Керенский у власти! … Премило! Посмотрим, как-то партия народной свободы… даст народу свободу, хлеб, мир…» ^[131]