Роджер Федерер. Легендарная ракетка мира - Крис Бауэрс Страница 31

В конце матча Федерер плакал: трофей Питера Картера был вручен капитану австралийской команды Джону Фицджеральду. Он знал, что его великолепным выступлениям в одиночном разряде Кубка Дэвиса однажды придет конец, но то, что это произошло в таком важнейшем матче за трофей, названный именем его наставника, было для него тяжелым ударом. Он подтвердил свое желание участвовать в матче еще раз в 2004 году, надлежащим образом проявил себя в первом и втором раундах в составе команды Швейцарии. Но, возможно, тем сентябрьским вечером в Мельбурне волшебство Кубка Дэвиса утратило притягательность для Федерера. В его списке приоритетов после апреля 2004 года он уже не значился и вернул свое значение лишь тогда, когда он получил золотую медаль в парном разряде на Олимпийских играх с еще одним швейцарским игроком, входящим в десятку лучших, Станисласом Вавринкой. Он всегда говорил, что наслаждался тем, что нес всю команду Швейцарии на своих плечах, но, возможно, груз потерял свою привлекательность. Только когда у него был кто-то, с кем он мог разделить это бремя, к нему возвращалась какая-то доля энтузиазма по отношении к командному теннису.

Благородный Фицджеральд пытался утешить Федерера, несомненно, очень искренне. После матча между Хьюиттом и Федерером он сказал: «У них еще будут сражения. И, боже мой, как же талантлив Роджер! Что он вытворяет с мячом – как будто у него в руках волшебная палочка». Фитци не ошибался насчет таланта Федерера, но оказался совершенно неправ, говоря об их будущих сражениях. Тогда это не было известно никому, но Хьюитт уже растратил свои силы и совсем скоро перестал быть серьезным соперником Федерера.

В спорте, равно как в музыке и в танцах, существует такой феномен: некоторым чрезвычайно одаренным игрокам тяжело добраться до самой вершины. Футболистам – клубным звездам некомфортно в сборной. Бегуны, побеждающие лучших в состязаниях Гран-при, «спотыкаются» на Олимпийских играх или мировых чемпионатах. Гольфисты, которые в туре без проблем попадают раунд за раундом, пропускают важнейшие лунки на больших состязаниях. Точно так же и многочисленные музыканты и танцоры, демонстрируя блестящие выступления в неформальных, комфортных ситуациях, теряют свое великолепие на больших сценах. Все они пополняют ряды тех, кто почти добрался до вершины, но так туда и не попал.

Эта перспектива возникла и перед Роджером Федерером после первых нескольких месяцев 2003 года. Его форма в туре перешла на новый уровень, обеспечив ему титулы в Марселе, Дубае и Мюнхене, – ни один из этих турниров не был сам по себе очень престижным, но благодаря этим победам он попал в полуфиналы в Роттердаме и на четвертый раунд в Майами. Благодаря им же он вошел в пятерку лучших теннисистов мира. Среди тех, чьей работой является писать и рассказывать о теннисе, крепло мнение, что если он и направляется к вершинам, то это занимает чертовски много времени.

Некоторое вполне понятное раздражение проявлялось уже на пресс-конференциях. Однажды его спросили о его пути к первой позиции рейтинга, и он ответил – вежливо, но сквозь зубы: «Я верю, что однажды туда попаду. Но когда это произойдет, боюсь, что не получу должного, поскольку люди так давно говорят, что я туда попаду».

Когда это произошло, ему не нужно было волноваться. Его игра была столь элегантна, он продемонстрировал такое превосходство, что когда, наконец, он попал на вершину рейтингов, то люди просто не могли не отдать ему должного. И тот факт, что он так много спотыкался на своем пути к вершине, возможно, заставил людей больше оценить его успех.

Бытовало и другое неофициальное мнение: «Он был бы лучше, если бы не был так хорош». За очевидной нелогичностью этого заявления кроется убеждение в том, что он был столь талантлив и у него было на корте так много вариантов действий, что в нужный момент он не мог выбрать из них нужный. Федерер сам признал в начале 2010 года: «Я всегда знал, что у меня есть решение в руках. Вопрос был в том, было ли оно у меня в голове и ногах? Над этим мне приходилось чрезвычайно усердно работать». Это не просто честная оценка. Опытные наблюдатели знают, что одаренные теннисисты, которые могут играть на кортах с любыми покрытиями, взрослеют дольше. Им нужно больше времени на то, чтобы наработать опыт объединения всех составляющих – в отличие от тех, у кого меньше вариантов. Меньше выбор – больше уверенности в том, что нужно сделать. Однако многие талантливые теннисисты, способные играть на любом корте, так никогда и не разобрались с тем, что именно надо с этим делать. Именно этого опасались в случае с Федерером в середине 2003 года.

Получение четвертого титула 2003 года и второй награды турнира серии «Мастерс» на грунтовом корте казалось вероятным. В мае Федерер дошел до финала в Риме, победив ряд игроков, особенно убедительных на грунтовых кортах. В том финале он встретился с восставшим Феликсом Мантиллой, двадцатидевятилетним бывшим полуфиналистом Открытого чемпионата Франции, чьи лучшие дни были уже позади и который впоследствии успешно боролся с раком кожи. Он был одним из нескольких профессионалов тура АТР, страдающих от этого заболевания, перед которым они очень уязвимы. Победа Федерера казалось очевидной, а сама игра – формальностью. Однако старые демоны проснулись вновь.

Успешно соотнося темп ударов с отскоком, Федерер справился с ранним этапом игры, но не смог реализовать свои семь брейк-пойнтов. Он проиграл первый сет. В третьем у него было три сетбола, но в результате он проиграл на тай-брейке со счетом 12–10 и, вместе с этим, финал, длившийся два часа и сорок одну минуту. Победив со счетом 7–5, 6–2, 7–6, несеянный Мантилла так поразился, что готов расплакаться. Федерер создал семнадцать брейк-пойнтов, но реализовать смог только три.

От поражения в финале турнира нельзя немедленно скрыться – с корта не убежать, не избежать прицела камер, не найти убежище в раздевалке. Пока победитель скачет по стадиону в эпицентре своего триумфа, проигравший вынужден смирно стоять, ждать церемонии вручения наград и думать о том, что бы такого хорошего сказать, несмотря на разочарование.

Когда Федерер, наконец, вернулся на корт, он обнаружил себя в конце длинного ряда высокопоставленных лиц, последним в котором был Франческо Риччи-Битти, президент Международной федерации тенниса и один из больших поклонников Федерера. «Я обнаружил, что стою рядом с Роджером, – вспоминает Риччи-Битти, – и позволил себе сказать ему несколько слов. Я сказал: «Роджер, не думаю, что ты должен проигрывать в таких матчах. Это печально закончится – для тебя и тенниса». Момент для того, чтобы ему что-то говорить, был абсолютно неподходящий, но я – такой большой его фанат, что просто не мог удержаться. Некоторые игроки сочли бы это весьма неприятным, но Роджер был достаточно вежлив, чтобы все понять правильно. Его сдержанная реакция произвела на меня огромное впечатление. Он очень чувствительный парень, но отлично себя контролирует».

После матча Мантилла оставил комментарий, который, на взгляд некоторых, дал подсказку относительно причин неудачи Федерера. «Я считаю, что победил сегодня потому, что страстно этого желал, – сказал он. – Я играл сердцем, отважно, я вложил в игру все, что у меня есть». Делал ли это Федерер? На самом деле да. Федерер очень усердно работал вдали от пристальных взглядов публики, и в определенной степени страдал от проклятия одаренного игрока: их выступления всегда кажутся такими легкими, что люди не видят тяжелой работы, которая лежит за этим.