Непридуманная история Комсомольской правды - Александр Мешков Страница 31

Информация к размышлению.

Стивен Сигал. Голливудский киноактер. Родился в 1949 году. Воспитывался на Востоке. Мастер айкидо. Работал телохранителем диктатора Панамы Норьеги по заданию американского правительства. Снимался в фильмах «Смерти вопреки», «Над законом», «Захват», «Патриот», «Нико» «Нико1», «Нико2», «Нико3,4,5,6». И т. д. Знает много разных приемчиков. Может так шарахнуть по башке, мало не покажется!

— Ты не обращай внимания на некоторую скромность обстановки, в которой он живет, — предупредил меня Олег. — Это такое временное прибежище. Сейчас он переживает творческий застой. Он вообще почти ни с кем не общается. Для нас сделал исключение! Это с ним редко бывает. И еще. Никаких интервью он не дает. Мы едем просто в гости. Хорошо? Он не дает интервью! Не подведи меня.

Через час мы подъехали к воротам огромного особняка. В каком же он живет, когда у него дела идут отлично, невольно подумалось мне? Олег нажал кнопку на черном ящичке и сказал в него волшебные слова:

— Это я, Олег!

Ворота тут же открылись, и мы въехали во двор. Во дворе стояли десяток различных машин: порши, крейслеры, линкольны, ягуары разные. Мексиканский садовник любовно, с чувством, подстригал кусты. Другой, уже не садовник и не мексиканский, что-то там починял возле дома. По двору бегали, и что-то вынюхивали несколько огромных собак Баскервилей. Стивен Сигал со сдержанной, гостеприимной улыбкой вышел нам навстречу в синей такой японской рубашке, без воротничка. Я его в одном фильме видел в ней. А может быть, у него их две. Не знаю. Не считал. Стивен пожал руку Олегу и мне. Пожатие было не крепким, чтобы руку мне не сломать, наверное. Он был великан, этот Сигал. Я не думал, что он такой двухметровый шкаф. С ним была симпатичная юная девушка. Не похожа на сестру. По крайней мере, он ее несколько раз обнял и поцеловал совсем не по-братски.

Олег представил меня, Сигал представил себя, и мы стали беседовать о том о сем. Он предложил мне слегка подкрепиться. Вино и фрукты. И никакого мяса! Я вином подкрепился ничего так…

Хорошо сидим. Я вкратце излагаю Стивену увлекательную концепцию своего сценария. Сигал сказал, что это, конечно, замечательно, увлекательно и прекрасно, но не в его вкусе.

— Я не снимаюсь в фильмах с фантастическим сюжетом, — сказал он.

Если не считать фильмы, где он один убивет одной левой рукой сотню-другую здоровенных мужиков, — подумал я с добрым сарказмом. Потом мы поговорили о том о сем, и вскоре по его настроению я вдруг почувствовал, что ему скучно, что пора бы и честь знать, хватит уже лясы точить. На прощание я попросил Стивена запечатлеть для всемирной истории кинематографа нашу с ним историческую конференцию. Мало ли, может быть, через год-другой будем вспоминать о ней на съемках моего фильма. Я сказал:

— Стивен, давай снимемся не просто как на паспорт, а вроде как бы мы с тобой обсуждаем серьезные вопросы, допустим, вопросы международной безопасности.

Он говорит:

— О'кей! Так даже интереснее! Давай ты начинай.

Мы вручили фотоаппарат его девушке (а может быть — жене), встали втроем, Олег, я и Стивен, под живописным дубом и я начал разговор.

— Знаешь, Стивен, мне кажется, прогрессивные силы человечества должны забыть о вражде и объединиться против современного терроризма.

Такая неожиданная, свежая идея Стивена слегка ошарашила и, я не побоюсь этого слова, огорошила. Как снег на голову. Но думал он не долго.

— Да! — согласился он, провожая глазами огромного пса, который почему-то понюхал мои штаны. Что-то его в них привлекло. Взгляд Сигала при этом выражал очень серьезную озабоченность вопросами современного терроризма, тем более что в фильмах ему частенько приходилось сталкиваться с этим вопросом. Мы были похожи в эти минуты на трех отделившихся от остальных четырех представителей Большой семерки.

— Это очень серьезная проблема, — продолжил он, не меняя выражения лица. — Тем более что моя собака серет, где захочет и когда захочет.

Олег Тактаров сжал губы, стараясь сохранить серьезное выражение дипломата.

— Да, — вздохнул я, осознавая глубокую взаимосвязь терроризма с дерьмом собачьим. — С точки зрения природы она ведет себя весьма разумно.

— Это да! — легко согласился Сигал. — Но она засрала весь сад. Невозможно прогуляться, чтобы не вляпаться в ее гавно. Вот что скверно.

— Но она осуществляет важную функцию — удобряет землю.

— А вчера она трахнула белочку, — продолжил с грустью Сигал.

Воцарилось гробовое молчание. Казалось, было слышно, как где-то в кроне дуба плачет оскорбленная белочка и как Олег с тихим стоном пытается сдержать хохот. Я на всякий случай отодвинулся подальше от собачки, которая до сих пор с каким-то повышенным и нездоровым интересом изучала мои штаны. Стивен сказал это так серьезно, как если бы говорил о вопросах эмпирического критицизма или о переписке Каутского с Лениным. Ни один мускул не дрогнул на его мужественном, словно высеченном из гранита, лице. Тут Олег не выдержал и расхохотался. Съемки закончились. На фотографии все же мы Сигалом получились серьезными буками, типа депутатов госдумы, как и договорились. На прощание я не удержался и спросил Сигала, что он думает о России?

— Я люблю Россию, — совершенно серьезно ответил он. И мне показалось, что сейчас он уже по-настоящему искренен. Спасибо тебе, Сигал! Тогда я еще не знал, что через несколько лет этот великан станет моим соотечественником. Я решил, что непременно приглашу Стивена в свой фильм. Он мне понравился своим непринужденным поведением.

— Запомни его таким, каким ты его только что видел. Больше ты его таким никогда и не увидишь, — сказал задумчиво Олег, когда мы мчались по трассе прочь от дома Сигала. — Я его сам таким никогда не видел. Он очень мрачный в жизни. Кстати, сейчас мы едем устраивать твой сценарий к одному молодому, но очень известному голливудскому сценаристу! Его зовут Кристиан Гудегест.