Пожарский - Дмитрий Володихин Страница 31

Но… как же быть с тем, что во главе армии стоит всего-на-всего стольник, притом всего-навсего Пожарский? Не потеснить ли его? Начались междоусобные свары. Сохранив на деле власть главнокомандующего, Дмитрий Михайлович согласился ставить свою подпись в грамотах земского правительства не первым, а… как получится. В зависимости от того, какие знатные господа присоединятся к земскому делу. Так, например, подписи к грамоте от 7 апреля 1612 года, адресованной вычегодцам, расставлены следующим образом:

Боярин Василий Петрович Морозов.

Боярин князь Владимир Тимофеевич Долгорукий.

Окольничий Семен Васильевич Головин.

Князь Иван Никитич Одоевский.

Князь Петр Пронский.

Князь Федор Волконский.

Матвей Плещеев.

Князь Алексей Львов.

Мирон Вельяминов.

И только на десятом месте — князь Дмитрий Пожарский. ^[139] Дмитрий Михайлович с готовностью шел на подобные уступки: главенства над земским делом у него отобрать не могли, а лишние ссоры и местнические тяжбы заводить в такое время глупо. Вот и выходило: по-старому он — десятый, по-новому — первый. Минин и вовсе написан пятнадцатым, хотя по реальному влиянию на дела он должен оцениваться как второй после Пожарского. Так надо. Земское правительство, куда вошли аристократы, дворяне, богатейшие купцы и выборные посадские люди, могло всерьез претендовать на законную власть над страной. Это не казачий хаос под Москвой. Это первая, еще очень скромная основа для возвращения старого порядка.

Как писал И. Е. Забелин, «… Смутное время не было временем революции, перетасовки и перестановки стрых порядков. Оно было… банкротством правительства, полным банкротством его нравственной силы. Правительство было нечисто, оно изолгалось, оно ознаменовало себя целым рядом возмутительных подлогов. Народ это видел хорошо и поднялся на восстановление правды в своем правительстве, на восстановление государственной власти, избранной правдою всей Земли, а не подлогами и «воровством» каких-либо городов и партий. Минин и Пожарский сделались руководителями и предводителями этой всенародной правды. Они шли с нижегородцами не для того, чтобы перестроить государство на новый лад, а напротив, шли с одною мыслью и с одним желанием восстановить прежний порядок, расшатавшийся от неправды правительства». ^[140] В Ярославле были сделаны первые шаги в этом направлении. Они стоили компромисса…

Но далеко не все из земцев с готовностью шли на уступки подобного рода.

Среди вождей новгородского ополчения важную роль играл стряпчий Иван Биркин. На первых порах он числился в военном руководстве земского ополчения вторым после Пожарского. ^[141] А в апреле 1612 года вышел из него, покинул Ярославль. Мало того, именно Биркин вел переговоры с полунезависимой Казанью. Тамошний начальник, дьяк Никанор Шульгин, строил планы отложиться от России, создать собственное государство. Отправив к нему делегацию во главе с Биркиным, нижегородцы просили о соединении. Казань дала отряд стрельцов со служилыми татарами, но от своего автономного положения отказываться не спешила. Когда Ярославль наполнился аристократами, значение Биркина стремительно уменьшилось. А он мечтал остаться в больших людях. Поссорившись с земским правительством, Биркин увел часть своей рати назад, к Казани.

Междоусобье вызывало горькие мысли у руководителей земского дела. С их высоким христианским мировоззрением они должны были печалиться: неужто опять общее дело, поставленное на ноги усилиями праведных людей, рухнет под гнетом страстей и злобы? Неужто Второе ополчение, видя грехи и ошибки первого, поддастся тем же соблазнам?

Но печали печалями, а для успеха всего предприятия требовалась бодрость, воля и вера. И Минин с Пожарским продолжали идти прежним курсом, преодолевая непонимание, сопротивление, вражду.

Для духовного окормления всей рати они пригласили старого митроплита Ростовского Кирилла, пребывавшего на покое. «Он же не презрел их челобития, — говорит летописец, — пошел в Ростов, а из Ростова пришел в Ярославль и людей Божиих укреплял, и которая ссора возникнет, начальники во всем докладывали ему» ^[142].

Великий старец Иринарх, затворник, ради Бога носящий на себе множество медных крестов и тяжких вериг, благословил земцев. Минину с Пожарским он вручил медный крест. Как видно, вождей земского освободительного движения укрепляли свыше. Ничего, потрудитесь, потерпите, не сходите с пути, такова ваша доля…

Как только Ярославль показал себя самостоятельной большой силой, немедленно начались переговоры с новгородцами. По внешней видимости самостоятельный, правительственный круг «Новгородского государства», на деле подчинялся шведской оккупационной администрации.

Шведы недавно взяли Тихвин, Ладогу, Орешек, активно действовали, стараясь приобрести и Поморье, приглядывались к Вологде. Пожарский небезосновательно боялся удара в тыл, когда полки его двинутся к Москве. Особенно серьезная угроза нависала над Белоозером. Туда из Ярославля шли подкрепления, планы строительства новых оборонительных сооружений… Даже во время похода к Москве Дмитрий Михайлович отправил на Белоозеро большой отряд во главе с воеводой Григорием Образцовым, хотя его ратники очень пригодились бы против Ходкевича.

С новгородцами обсуждалось призвание шведского принца на русский престол. Дмитрий Михайлович не отказывал и даже как будто соглашался, но обставлял свое согласие убийственными оговорками: вот когда принц явится в Новгород, да примет православную веру, тогда, конечно, почему бы его не принять? Послы отлично понимали: это вежливый отказ. Но они видели, что Совет всея земли располагает серьезной военной силой. Любой конфликт с ним означает настоящую большую войну. А зачем биться со своими, за какой-такой интерес? За интерес шведов?

Поэтому и они мудро удалились, уверив шведское начальство в доброжелательном отношении Минина с Пожарским.

Чем сильнее становилось Второе земское ополчение, а вместе с ним — независимое севернорусское государство, тем более накалялись его отношения с вождями подмосковного земства. Минин с Пожарским шли очищать Москву от чужих, а порой свои оказывались намного чужих горше. Приходилось применять воинскую силу, защищая города и земли от казачьего разбоя, прямо связанного с подмосковными «таборами». Так, из Переяславля-Залесского к Совету всея земли приехали «…бить челом начальникам всякие люди, что им от Заруцкого утеснение великое: не только что опустошил уезд, но и посады. Начальники послали воеводу Ивана Федоровича Наумова с ратными людьми. Иван же пришел в Переславль, и казаков отогнал, и Переславль укрепил» ^[143].