Танковые рейды 1941-1945 - Амазасп Бабаджанян Страница 31

Обстановка на Воронежском фронте осложнилась. И чтобы не допустить дальнейшего продвижения врага, было принято решение Ставки перебросить 1-ю танковую армию в район Курска. В начале марта началась ее погрузка в железнодорожные эшелоны.

Сейчас представляется, насколько эффективнее для общего положения дел оказались бы действия 1-й танковой, окажись она еще в самом начале 1943 года на южном крыле фронта. Кто знает, может, и не возникло бы немецкого контрнаступления и не переходить бы Харькову и Белгороду из рук в руки. На северо-западном же театре военных действий лесисто-болотистая местность, заснеженность, отсутствие дорог, наступившая вскоре оттепель делали недостаточно эффективным использование такого крупного танкового объединения.

Нельзя не отметить и следующего. Хотя это и диктовалось обстановкой, но события на демянском выступе подтвердили, что такую крупную структурную единицу, как танковая армия, нельзя использовать, пока она окончательно не сколочена. Действия подобной единицы могут принести желаемый эффект только при условии однородности ее состава. Конгломерат танков и лыж несостоятелен, если ставить перед танковыми армиями большие задачи. Но, как я уже говорил, об этом далее…

Однако, несмотря на частные неудачи, советская военная стратегия в начале 1943 года уже прочно стяжала себе славу и признание во всем мире.

Масштабы катастрофы на Восточном фронте привели в самом германском генералитете к оппозиции Гитлеру — явной и тайной, а самого Гитлера — к признанию в «Волчьем логове», своей ставке: «Возможность окончания войны на Востоке посредством наступления более не существует. Это мы должны ясно представлять себе».

Но годы уходят, становятся историей, а историки не все, увы, объективны. Это чувство сожаления возникает у меня, когда я перелистываю внушительный фолиант «История Второй мировой войны» бывшего генерала, сменившего после войны гитлеровский мундир на тогу летописца, Курта Типпельскирха.

«Три года германские вооруженные силы вели наступление: Германия захватила обширную территорию, которая от Нордкапа до Эль-Аламейна раскинулась на 4500 километров, а от Бреста на побережье Атлантического океана до Сталинграда на Волге — на 3600 километров, но как раз это, — сокрушается К. Типпельскирх, — и привело к опасной раздробленности сил» ^[11].

Если вдуматься в это утверждение, то сразу становится ясно: оно рассчитано на простачков… От Атлантики до Сталинграда 3600 километров — это, оказывается, только для немецких вооруженных сил. А для советских — другая протяженность советско-германского фронта? Для последних нет «опасной раздробленности»? И не в равных ли условиях в этом смысле противоборствующие стороны? От Нордкапа до Эль-Аламейна 4500 километров, верно. Но на этом расстоянии еще и войска сателлитов — Италии, Венгрии, Румынии, Финляндии и прочих. А сколько дивизий у германской стороны в Норвегии или Африке, на побережье Атлантики — всего ведь чуть больше трех десятков.

А сколько войск вынужден был держать Советский Союз на удалении в десять тысяч километров от фронта — на Дальнем Востоке, с другой стороны пресловутой Оси, против японских империалистов!

Несолидно прибегать к аргументации подобного рода в научных трудах. Нелогично, мягко выражаясь…

Минуло после поражения гитлеризма в войне против СССР десятилетие, умер танковый стратег вермахта Гейнц Гудериан. Его однополчане и поклонники бережно, скрупулезно собрали его черновые рукописи, и вот в Мюнхене вышла последняя, так сказать, посмертная книга Гудериана «Танки — вперед!».

Эту книгу перевели на русский язык и издали ^[12], поскольку она представляет известный интерес для советского читателя с точки зрения изучения боевого опыта применения танков. Нам не страшны ни тенденциозность автора в изображении событий Второй мировой войны, ни его стремление оправдать поражение вермахта на Восточном фронте. Пусть себе утешаются его издатели и поклонники, разделившие с ним горечь поражения. Что еще остается потерпевшим!.. Да и вряд ли кого-нибудь в наше время можно убедить доводом подобного рода: «Бескрайние просторы страны, как и во времена Наполеона, спасли русских».

В сорок третьем эти доводы еще не приводились для оправдания неудач на Восточном фронте. В это время вермахт и Гитлер уповали на свою военную звезду, еще веровали в успех готовящегося ими наступления под Курском под кодовым названием «Цитадель».

Чем окончилась для Гитлера Курская битва, сейчас знает каждый школьник. Это была катастрофа, знаменовавшая собой закат военной звезды вермахта.

О Курской битве сложены уже легенды. О ней написали, пишут и еще будут писать повести и романы, ей посвящают кинофильмы. Может быть, автор будущей «Войны и мира» сумеет рассказать о ней не хуже, чем Льву Толстому удалось поведать о Бородине. Впрочем, ему будет сложнее, ибо это, если перефразировать слова поэта, «битва посерьезнее Бородина»…

Я не писатель и никак не ставлю перед собой литературной задачи, но вместе с тем не могу избавиться от возникающих ассоциаций.