Пионеры воздушных конвоев. Малоизвестные страницы войны - Григорий Киселев Страница 31

– Да, согласен, с рабочим местом штурмана они явно намудрили, но вариантов у нас нет, будем летать. Самолёты нужны фронту.

– Конечно, будем летать. – подтвердил капитан и, приложив руку к козырьку фуражки, спросил: – Разрешите идти?

– Да, конечно, – подполковник Недосекин уже углубился в свои лежавшие на столе бумаги.

Перед самым крыльцом коттеджа, в котором они жили, Гамова догнал Александр.

– Ну как, Петя, доложился? – спросил он.

– Да, всё нормально.

– Ты слышал какую «шутку» сыграли с Николаевым?

– Да, командир рассказал. Я понимаю так, что несмотря на то, что нас окружают союзники и друзья, бдительность терять нельзя. Похоже, наши особисты не зря едят свой хлеб.

– Помнишь? Де Толли ведь тоже предупреждал.

– Да, давай об этом помнить и меньше говорить.

Они вошли в дом, сняли и повесили регланы, рядом пристроили свои планшетки, с которыми не расставались весь день.

– Что сначала, душ или чай? – спросил Вася. Он был уже в пижаме и стоял с заварным чайником в руках.

– Сначала душ, потом чай, – сказал Гамов.

Через полчаса сели пить чай.

– Что-то ты, Вася, сегодня быстро справился с примусом, чай созрел раньше нашего прихода? – спросил Александр.

– Хорошо, Саша, хоть ты заметил старание, не поверите, вчера пожаловался американскому интенданту, что не могу справиться с примусом, так он сегодня мне презентовал электрочайник.

– С подслушивающим устройством? – спросил Гамов.

– Нет, я проверил. Да им это и незачем. Там, где надо, они уже всё установили.

– Ну если так, хвалю за находчивость, молодец.

– Спасибо, товарищ командир. Вот только один вопрос меня мучает.

– Что ещё? Чем недоволен?

– У меня такое ощущение, что пока мы летали, к нам наведывались гости?

– Почему это ты так решил?

Василий тыльной стороной ладони утёр пот со лба, посмотрел поочерёдно на своих товарищей. Он опасался, что его могут неправильно понять, а следовательно, станут шутить да подтрунивать. Но его слушали серьёзным видом. Все понимали, что сюда, на Аляску, отобраны лучшие из лучших, и воровство практически отвергалось. Чужой, тоже вряд ли полезет в дом, где живут советские лётчики. Что тогда? Кто так интересуется их жизнью?

– Я обычно закрываю замок на двери на два оборота. Сегодня, когда открывал дверь, она оказалась закрытой на один. Чашка стоит не на месте. И вообще меня преследует такое чувство, что в доме кто-то есть.

– Может ты переутомился Вася, как себя чувствуешь? – спросил Гамов.

– Зря ты так, командир, – вмешался в разговор Александр. – Надо проверить, мало ли что?

– Ну что ж, давайте проверим, – Гамов нехотя поднялся со стула и направился к себе в комнату. «Всё, как в сказке. Осталось только Машеньку обнаружить».

Друзья тщательно осмотрели весь дом, заглянули под кровати, за шторы, в шкафы – никаких следов. Наконец, с чувством выполненного долга сели пить-допивать Васин чаек. Чувствуя себя немножко виноватым за излишнюю бдительность, Вася разлил чай по новой и спросил, переводя разговор на другую тему:

– А что же с «Коброй», которая возвратилась назад?

– Да ничего особенного. Американские техники решили подшутить над молодым пилотом, подкинули в хвост дымовую шашку.

– Наверное, думали, что лётчик покинет самолёт, – заметил Сорокин.

– Скорее всего, так и было. Но сейчас ими внедряется тема с «шуткой», – поддержал его командир.

Вдруг раздался какой-то шорох и кто-то чихнул. Все, как по команде, повернулись в сторону патефона, звук шёл именно оттуда.

– Что это Вася? Новая пластинка?

– Да нет, я думаю «Машенька», – ответил радист и бросился к тумбе, на которой стоял патефон.

Тумба представляла собой довольно высокий стол, покрытый скатертью. На ней помещался музыкальный аппарат, рядом лежала стопка пластинок и стоял горшок с геранью. Скатерть свисала до пола так, что под ней ничего не было видно. Вася стремительно подскочил к тумбе, резко поднял скатерть, и все ахнули. Там сидел, сложившись вдвое, человек.

– А ну-ка, «Машенька», выходи на свет божий! – с ухмылкой проговорил Вася, вытаскивая кого-то за рукав.

Человек нехотя вылез, ещё раз чихнул; наверное, что-то попало в нос, и заговорил русским, хотя и с сильным акцентом, языком:

– Я не Машенька, меня зовут Янек Борзовский, я поляк. Я прибыл в Фербенкс в составе американской группы для оказания вам помощи в изучении американской техники.

Он говорил сбивчиво, тщательно подбирая слова, пытаясь придумать версию о том, почему он оказался в этом доме в таком неудобном месте.

– Не хочу спрашивать, чем ты здесь занимаешься, Янек, но у нас не принято ходить в гости без приглашения, тем более сидеть под тумбой, когда все сидят за столом. По-нашему, надо бы тебе начистить физиономию, да политес не позволяет. Пусть с тобой разбирается ваша военная полиция, – сказал Гамов.

– Саша, вызови наряд!

Уже через десять минут к их коттеджу подъехала машина военной полиции. Приехали два полицейских в военной форме с повязками «МР» на рукавах и с ними – капитан Ильченко от особистов.

Не разбираясь, довольно грубо полицейские надели на «Машеньку» наручники и, подталкивая в спину, указали путь к машине.

– Надеюсь, вы его не трогали, – спросил Ильченко?

– К сожалению, нет, – ответил Гамов. – Воспитание не позволило.

– Молодцы! Но сегодня на вечер у вас есть работа. Каждый должен написать объяснительную записку, в которой нужно подробно описать всё, что здесь произошло. Завтра перед вылетом я вас найду и заберу их. Пока! Поеду в полицию, послушаю, что он будет им объяснять.

Военная полиция авиабазы Фербенкс после ареста непрошеного гостя уже на следующий день откомандировала Борзовского Янека с Аляски. Американская администрация принесла извинения за происшедшее.

Для советских авиаторов это был наглядный пример того, что несмотря на союзнические и внешне дружеские отношения, среди американцев были силы, которые хотели знать, чем и как живут наши люди. Увы, подтверждались слова американского лётчика Николая де Толли.