Анна Иоанновна - Николай Павленко Страница 31

Матримониальные планы завершились крахом — Бирону не удалось женить своего сына ни на принцессе Мекленбургской, ни на принцессе Брауншвейгской. В 1740 году, когда скончалась императрица, Бирон отважился реализовать новый дерзкий план — он был объявлен регентом грудного императора и в течение 17 лет намеревался управлять Россией.

Вторым после Бирона лицом среди немецкой камарильи был Остерман. Между ними было больше различий, чем сходства. Их роднили два качества: оба были жестокими и неразборчивыми в средствах достижения цели, безжалостно сметая с пути всех конкурентов и соперников, не останавливаясь перед отправкой их на эшафот. Это свойство натуры Бирона и Остермана отметили многие современники. Остерман доносил Рондо в Лондон в мае 1730 года: «Всегда вел свою игру очень хитро, незаметно удалив одну за другим все крупные личности, которые могли стать ему на пути: Толстого, барона Шафирова, князя Меншикова, а в последнее время и Василия Лукича Долгорукого — единственного из русских, знающего иностранные дела…» ^[110]. Список жертв Остермана, расправлявшегося с противниками в царствование Анны Иоанновны вместе с Бироном, можно продолжить фамилиями рода Долгоруких, Голицыных и Волынского; оба, Бирон и Остерман, находились в плену честолюбивых замыслов, впрочем, удовлетворявшихся несхожими средствами: Бирон сделал карьеру только потому, что оказался, как говаривали в XVIII столетии, «в случае», то есть фаворитом императрицы. Остерман достиг вершин власти благодаря талантам и необыкновенной работоспособности. По интеллекту, образованности, обхождению, способности плести интригу, умению навязывать свои мысли собеседнику, скрывать неприязнь и жестокие намерения за обаятельными улыбками, вкрадчивостью, втираться в доверие к собеседнику, долго разговаривать с ним, но ничего нового не сказать, что особенно ценилось среди дипломатов, — всеми качествами был щедро наделен Остерман и столь же щедро обделен Бирон — человек ничтожный, мстительный, необразованный, имя которого затерялось бы среди тысяч других ординарных людей, если бы он не привлек внимания императрицы отнюдь не деловыми качествами, а тем, что овладел ее сердцем в такой степени, что она готова была поступиться многим, чтобы угодить фавориту и удержать его при себе.

Между ними существовало еще два различия. Остерман владел немецким, латинским, голландским, французским, итальянским, русский усвоил настолько, что его стиль приближался к ломоносовскому, в то время как Бирон мог изъясняться только на плохом курляндском наречии немецкого, а русской грамотой так и не овладел до конца дней своих. Еще важнее было другое различие: Бирон был стяжателем, тяготел к роскоши и блеску, не гнушался брать взятки, слыл казнокрадом, в то время как Остерман отличался непритязательностью в быту, довольствовался жалованьем и пожалованиями, не был причастен к таким порокам современников, как взяточничество и казнокрадство. Чем было вызвано его бескорыстие — неведомо: возможно, принципиальным неприятием этих пороков, а возможно, и страхом за свою будущую судьбу — он знал, что за его поступками зорко следили десятки завистливых глаз и всякий оплошный шаг с его стороны мог положить конец не только его карьере, но и жизни.

Андрей Иванович Остерман (Генрих Иоанн Фридрих) родился в семье лютеранского пастора в городе Бохуме в Вестфалии (1686–1747). Учился в Иенском университете, откуда бежал сначала в Эйзенах, а затем в Голландию, скрываясь от правосудия за убийство на дуэли своего товарища. В Голландии его приметил адмирал Крюйс, принял в 1703 году на русскую службу и прибыл с ним в Россию в следующем году. Его старший брат Иоанн Христофор Дитрих, не отличавшийся дарованиями, служил воспитателем дочерей Иоанна Алексеевича. Знание иностранных языков позволило Остерману в 1708 году занять должность переводчика Посольского приказа. С этого года надобно вести отсчет времени в поступательной карьере Андрея Ивановича: в 1710 году его послали к польскому королю с извещением о взятии Риги, а также к дворам датскому и прусскому с целью вовлечения в войну со Швецией. В том же году он занял должность секретаря Посольской канцелярии, а в следующем году под руководством П. П. Шафирова участвовал в мирных переговорах с Османской империей, завершившихся заключением Прутского мирного договора.

Самым важным событием в карьере Остермана было назначение его членом делегации во главе с Я. В. Брюсом, отправленным на Аландский конгресс для ведения мирных переговоров со Швецией. Пользуясь покровительством вице-канцлера Шафирова, Остерман оттеснил на второй план Брюса, вступил в непосредственный контакт с главой шведской делегации бароном Герцем и, похоже, мог добиться выгодного для России мира, если бы после внезапной гибели шведского короля Карла XII в Стокгольме не взяли верх реваншистские силы, готовые продолжать войну. Петр I, уверовав в дипломатические способности Остермана, отправил его в 1719 году в Стокгольм, чтобы убедить Швецию принять условия мира, продиктованные Россией. Хотя миссия и закончилась неудачей, но Остерман в 1721 году вновь был включен в состав мирной делегации на Ништадтский конгресс. На этот раз переговоры завершились заключением выгодного для России Ништадтского мирного договора. После этого успеха Петр I пожаловал Остермана бароном, а в 1723 году, после того как Шафиров оказался в опале, — назначил на должность вице-президента коллегии Иностранных дел. При Екатерине I он стал вице-канцлером, получил чин действительного тайного советника и стал членом Верховного тайного совета.

О тайной роли Андрея Ивановича в установлении самодержавия и в учреждении Кабинета министров уже было рассказано. Здесь мы приведем отзывы иностранцев об Андрее Ивановиче в годы, когда он практически правил Кабинетом министров. Императрица в феврале 1730 года навестила больного Остермана и дважды в день справлялась о его здоровье, а в мае он был возведен в графское достоинство и пожалован имением в 180 тысяч рублей. Однако положение вельможи в абсолютной монархии никогда не было неизменно устойчивым: оно постоянно менялось, находилось в зависимости от настроения и капризов монархини и ее фаворита. Остерман в этом плане не составлял исключения — иностранные дипломаты постоянно доносили своим дворам то о падении кредита барона и графа, то о восстановлении его влияния. В этой обстановке надо было обладать изворотливостью, умением угождать и приспосабливаться, чтобы удержаться на плаву на протяжении четырех царствований. Этими свойствами натуры вполне овладел Остерман, что засвидетельствовал К. Рондо.

Остерман находился в неприязненных отношениях с Минихом. «Хотя фельдмаршал и силен в интриге, — доносил Рондо в 1732 году, — в нем нет и десятой доли ловкости и опытности вице-канцлера». Но Андрей Иванович был силен и ловок не только в интриге. Все иностранные наблюдатели отмечали в нем наличие высокой степени деловых качеств. Тот же Рондо, продолжая цитированную выше депешу, писал: «Это не только единственный в России человек, знакомый с иностранными делами, но и в других делах нет человека, ему равного». Этот факт подтвердил и французский посол Маньян, в одном из донесений сообщавший: «Никто не обладал такими сильными умственными способностями, как Остерман». В другом донесении, отправленном восемь месяцев спустя, в феврале 1732 года: «Нельзя указать ни одного человека русского происхождения, обладающего авторитетом или способностями». Саксонский дипломат доносил в 1730 году, когда Остерман еще не приобрел влияния, которым располагал в последующие годы: «Вся эта огромная машина держится на нем (Остермане. — Н. П.); однако он один только бескорыстен» ^[111].