Я, Легионер - Георги Лозев Страница 31

После этого мы в парах изучали французский, то есть я должен был помогать Янчаку усвоить, то что проходили в течение недели. До этого у нас не было времени познакомиться из-за постоянного обучения, работы без перерыва и пения с наказаниями. Мы были, как шестерни огромной машины, которая работала круглосуточно.

Впервые в это воскресенье я осмотрел комнату нашей первой боевой группы, которая состояла из восьми пар. Франкофоны были представлены пятью французами, бельгийцем, румыном и мной, а нашими братьями по судьбе были пять поляков, русский капитан Павлов, румын и чех. Только теперь я понял, что Фудзисава не был с нами, а во второй группе под командованием сержанта Вэбе, но, так как мы часто имели общие занятия, я решил, что мы были в одной группе.

Янчак действительно был заинтересован во французском и в течение этого первого воскресного дня не перестал спрашивать о значении разных слов и спряжении глаголов. У него небольшой словарь с грамматическим руководством, и, наконец, оставили его в покое, а я посетил моего друга Фудзисаву в комнате второй группы.

Напарником японца был румын, который не говорил по-французски хорошо, но понимал все. Несмотря на большое желание Фудзисавы усовершенствовать французский, румын не смог ему помочь. Я посидел с ними на некоторое время, пытаясь объяснить методом Бууна, жестами некоторые слова. Я не знаю, что они поняли, но по крайней мере мы посмеялись и почувствовали, что передохнули в тот воскресений день. Я вернулся в свою комнату и побеседовал с Павловым, который был кумиром нашей группы. Я видел, что бывший капитан не очень мотивирован, хотя легко преодолевал все испытания. Он упомянул, что ему тяжко смотреть на действия этого идиота Захарова и выполнять его приказы, хотя Павлов знал, что он новичок и должен привыкнуть ко всему новому, хочет ли он того или нет.

Вторая неделя прошла в том же ритме, только единственным сюрпризом был, когда вдруг Павлов захотел разрешение от сержанта Вэбе поговорить с командиром, потому что он решил вернуться в Россию. Мне пришлось переводить русскому и сопроводить его в комнату взводного командира. Сержант очень удивился, когда узнал, что Павлов хочет оставить ряды Легиона.

— Ты уверен, что понимаешь желание твоего товарища? — спросил меня недоверчиво Халиль. — Ну, а почему он хочет это сделать, так как он является лучшим спортсменом во всей роте?

Я спросил бывшего капитана Российской Армии, каковы мотивы его внезапного желания покончить с Легионом, и он объяснил мне, когда мы были в Кастели, он позвонил в Россию и у него проблемы в семье. После того как я рассказал все, старший сержант, нахмурил брови и сказал очень жестко:

— Объясни твоему товарищу, что во время обучения, у вас нет права говорить по телефону и вообще иметь контакт с внешним миром. Он нарушил устав, поэтому, прежде чем принимать какое-либо решение по этому вопросу, сначала его ожидает месяц в карцере, а затем разговор с полковником Бюфто, командиром Четвертого полка Легиона.

Я сказал все Павлову и он кивнул головой. Русский все же был военным и собирался пройти в этапном порядке, прежде чем покинуть ряды Легиона. Он не хотел дезертировать, а будет ждать решения полковника. Павлов быстро собрал свои вещи и отправился в карцер в Кастельнодари в сопровождении Мутинелло. Лучший спортсмен и человек с самым большим военным опытом из пятидесяти кандидатов решил уйти просто так. Действительно — это было невероятно.

Я вспомнил только месяц тому назад в Обани, как и я, он был рад, что он допущен к обучению, а теперь он потерял мотивацию. Неужели у него были проблемы в семье или языковой барьер сказал свое слово? К тому времени у Павлова не было других проблем, помимо изучения французского языка. Его напарник не полагал усилий, а и сам Павлов не интересовался французским, но, не зная языка, невозможно остаться в Легионе. Я постоянно ставил в пример неговорящим по-французски Янчака, который использовал каждую свободную минуту, чтобы прочитать что-то по-французски и спросить, что это значит. Джеймс Форд, который был в третьей группе, также призывал своих товарищей изучать язык. Он был лучшим учителем, чем франкофоны. Ребята из его группы неоднократно упоминали, что их успех в усвоении языка был результатом помощи американца. Он был действительно хорошим преподавателем, и кроме своему напарнику, помогал каждому, кто приходил к нему с вопросом.

В Легион можно увидеть действительно странные вещи — американец объясняет франкофонам французскую грамматику. Все понимавшие английский подходили к Джеймсу, а русскоговорящие ко мне, кода что-то не понимали или возникали недоразумения с напарниками. Я был не таким хорошим преподавателем как американец, но я помогал каждому славянину, который искал у меня поддержки. Янчак быстро выучивал французский и даже на второй неделе начал объяснять другим полякам некоторые выражения, которые они не понимали полностью. Я помню, как он, Бог знает откуда, нашел вырезку из газеты стал ее читать, а когда ему попадались слова, которые даже я не знал, он не сдавался и искал перевод в своем словарике.

У Фудзисавы также было сильное желание выучить в какой-то мере язык, но его задача была более сложной. Он запоминал слова из словаря, но произношение было почти непонятным. Его напарник также преподавал ему, но он тоже учился и не был не в состоянии ему помочь. С третьей недели утренние кроссы становились более длинными, но с пением мы справлялись хорошо и ложились спать до полуночи. В воскресенье, двое парней из второй группы дезертировали после футбола. Они были французами, и очевидно, обдумывали побег, ожидая дня, когда были дежурными на кухне. Они запаслись хлебом и вареньем и в спортивных костюмах отправились лесной тропинкой. Мунителло и Буун и организовали облаву, и нашли их обмороженными в полночь в лесу. В прошлом за дезертирство давали 10 лет в военной тюрьме, но теперь, к счастью французов, наказание было два месяца в карцере, после чего Обань и возвращение к гражданской жизни.

Я помню, что в течение той же третьей недели, оставшийся одним напарник Павлова также попросил разрешения поговорить с командиром покинуть Легион в поэтапном порядке. Взводный смог убедить его набраться терпения и обдумать все еще несколько дней, чтобы избежать заключения. Задача старшего сержанта была не заставлять нас дезертировать, а сделать из нас профессиональных солдат. При каждом отказавшимся кандидате командир взвода должен был писать доклад полковнику. Тогда начался период изменений в Легионе и полковники были заинтересованы в том, были ли случаи издевательств над добровольцами. В недавнем прошлом были частые случаи самоубийств по время обучения, но тогда никто не держал инструкторов ответственными. Теперь стало несколько иначе и полковники интересуются тем, что происходит в процессе обучения.

Тем не менее, я видел как напарник Павлова изменился в течение нескольких дней и впал в депрессию. Капралы постоянно издевались над ним, и он повесил голову. В то воскресенье, когда два мальчика убежали, я попытался поговорить с ним, но он лишь бормотал: «У меня ощущение, что я подписал контракт с дьяволом и, выхода отсюда нет. Я отслужил свой срок во французской армии, и я думал, что здесь я справлюсь, но не мне выйти живым отсюда. Больше не выдерживаю». Депрессия поглотила его. Я хотел его подбодрить и сказал ему не драматизировать, но он смотрел пристально в потолок и ничего не слышал. К счастью, на следующий день старшина послал его в Кастель, оттуда в Обань, и затем на гражданку.