Гений войны Скобелев. "Белый генерал" - Валентин Рунов Страница 31

Безусловно, этот поступок нельзя расценивать однозначно. Ни один военачальник, тем более занимающий высокую административную должность, не имеет права без соответствующего приказа оставлять свой пост. Простого солдата за это судят, а в военное время расстреливают. Но Михаил Дмитриевич позволил себе это, чем даже заслужил похвалу от потомков.

Так С. М. Марков писал:

«…С объявлением войны он покинул свой пост в Фергане и выхлопотал разрешение прибыть в действующую армию. Недружелюбно встретила новая среда молодого генерала, кавалера двух Георгиев. Нашлись завистники, распространявшие слухи, что Скобелев еще должен заработать свои отличия, полученные в боях с «халатниками». Зависть и недоброжелательство породили несколько недоверчивое и осторожное отношение к Скобелеву со стороны старших начальников. Потребовалось время и неоспоримые доказательства превосходства Скобелева над окружающими, чтобы добиться того положения в армии, которое он и по чину и по праву должен был занимать».

Но на Балканах молодого генерала Михаила Скобелева не ждали. Поэтому он в связи с тем напросился начальником штаба к отцу в кавказскую казачью бригаду. Оба они были генерал-майорами, оба имели примерно равные заслуги. Это была единственная бригада, где начальник штаба был генерал-майор.

12 апреля 1877 года император провел в Кишиневе смотр войскам, собранным для похода. После этого их передовые части начали продвижение на юг и вступили в пределы Румынского княжества. Впереди двигались легкие казачьи отряды, выполнявшие роль авангарда. Одной из них командовал Скобелев-отец, его начальником штаба был Скобелев-сын. Вскоре эта бригада вошла в маленький румынский городок Журжу. Так как турки практически не оказывали сопротивления, то и другие авангардные части вскоре вышли к Дунаю.

Скобелев-младший явно страдал от своего положения. Он развлекался тем, что каждую ночь пускал по воде Дуная плоты с тлеющими углями. Турки решали, что началась переправа, играли тревогу, открывали огонь. Его это явно веселило, но в военном отношении данные мероприятия никакой реализации не имели…

Правда, затем писали, что «все эти «шутки с турками» проделывались неспроста. Благодаря им притуплялась бдительность неприятеля. Турки привыкали к мысли, что с ними «шутят», что тревоги ложные, и мало обращали внимание на появление подозрительных предметов на Дунае. Поэтому рекогносцировки правого берега проводились сравнительно без затруднений и в безопасности».

В ночь на 22 мая М. Д. Скобелев вместе с капитанами Масловым и Сахаровым, а также германским военным агентом Лигницем на легкой лодочке, с несколькими гребцами-пластунами, выехали на разведку небольшого островка Мечки. При этом они, явно с целью бравады, прошли совсем рядом со стоявшим на якоре турецким монитором. «Часовые на мониторе заметили смельчаков и начали стрелять, а Михаил Дмитриевич, нисколько не задумавшись, принялся отстреливаться из револьвера. На турецком берегу поднялся страшный переполох. Из Рущука заговорили даже пушки, в Журжу полетели турецкие гранаты, и смельчаки тем временем успели благополучно добраться до своего берега». На острове турок не оказалось, о чем разведчики доложили по возвращении.

Значение и результаты этой разведки весьма сомнительны. Она также была похожа на обычную для Скобелева браваду. Но, как утверждают исследователи, после этого именно с острова Мечка, началось минирование русла Дуная русскими инженерами.

Некоторые источники говорят о том, что в те дни М. Д. Скобелев очень много читал военной литературы, выстраивая планы форсирования реки.

И все же во время подготовки к форсированию Скобелев-младший страдал от безделья. Верещагин вспоминал, что в те дни Михаил Дмитриевич даже хотел снова вернуться в Туркестан. Он писал:

«Сколько раз слушал я его горькие жалобы, утешал и обнадеживал, советовал подождать.

– Буду ждать, Василий Васильевич, я ждать умею, – отвечал он.

Посланный, в явную немилость, начальником штаба к своему отцу Дмитрию Ивановичу Скобелеву… он спустил всю работу очень разумному офицеру, капитану Генерального штаба Сахарову, а сам проводил большую часть времени или в составлении разных проектов военных действий, чем немало надоедал многим, или пребывал в Бухаресте, где веселился настолько, насколько позволяли ему скудные средства, доставляемые расчетливым отцом, и на деньги, перехватываемые направо и налево, с отдачею и без отдачи – больше последнее.

От бездействия Скобелев выкинул было опять штуку, которая могла стоить многих сотен жизней, если бы не здравый смысл казачьих командиров. Он стал уверять своего отца в возможности переправить казачьи полки через Дунай… вплавь… Но ведь река-то была в разливе – около трех верст в ширину!

Осторожный Дмитрий Иванович Скобелев, «паша», как его называли у нас, собрал на совет полковых командиров, прося высказаться по этому вопросу. Приятель мой Кухаренко, командир Кубанского полка, первый объявил со своим обычным заиканием: «Не-е-е-возмо-о-ожно! Все перето-о-о-нем!» Бравый Левис, командир владикавказцев, сказал, что «попробовать можно, но, вероятно, большая часть людей утонет». В том же смысле высказались Орлов и Панкратьев.

Тогда Михаил Скобелев вызвал охотников – явилось несколько офицеров и казаков. Все воротились или только окунувшись вглубь, или проплыв около полуверсты… Михаил Дмитриевич один поплыл далее, хорошо понимая, что кому другому, а ему повернуть назад немыслимо – засмеют.

Скобелев-отец все время стоял на берегу и, пока голос его мог быть слышен, кричал: «Воротись, Миша, утонешь! Миша, воротись!» Но тот не дослушал, не вернулся и почти доплыл до противоположного берега, недалеко от которого его, уже совсем измучившегося, приняла лодка».

Популярность Скобелева-младшего в войсках балканской армии, видимо, была не такой высокой, как в Туркестане. И это неудивительно, солдаты его просто не знали. Поэтому он делал все возможное, чтобы заслужить их уважение. Приемы для этого были самые простые.

Рассказывали, как он однажды в своей коляске подвез уставшего солдата, с которым по пути поговорил о его родной деревне, о семье. «Солдат выходит из коляски, боготворя молодого генерала, рассказ его передается по всему полку, и когда этот полк впоследствии попадает в руки Скобелева, солдаты уже не только знают его, но и любят…»

В другой раз, увидев на улице Журжи плачущего солдата, Михаил Дмитриевич поинтересовался причиной его слез. «Оказывается, получил солдат письмо из дому. Нужда во всем, корова пала, недоимки одолели, неурожай, голод.

– Так бы и говорил, а то плачешь… Вот тебе пятьдесят рублей, пошли сегодня же домой, а квитанцию принеси мне…»

Этот случай также стал легендой и передавался солдатами из уст в уста.

В третий раз, увидев большую группу солдат-новобранцев, М. Д. Скобелев решил преподать им урок штурма вражеской батареи.

– Ну, братцы, как вы пушку станете брать?

– На «ура», ваше превосходительство.

– На ваше «ура» противник ответит картечью…