Тайны советской империи - Андрей Хорошевский Страница 31

* * *

Естественно, что следователи допрашивали не только Каплан. Среди прочих был допрошен и уже упоминавшийся выше шофер Ленина Степан Гиль. Повторим еще раз показания одного из самых важных свидетелей: «Я приехал с Лениным в десять часов вечера на завод Михельсона. По окончании речи Ленина из помещения к автомобилю бросилась толпа человек в пятьдесят. Вслед за толпой вышел Ильич, окруженный мужчинами и женщинами. Среди них была блондинка, которая жаловалась на проблемы с мукой. Когда Ленин был в трех шагах от автомобиля, я увидел сбоку, с левой стороны от него, на расстоянии не более трех шагов, протянувшуюся из-за нескольких человек руку с браунингом. Были произведены три выстрела, после которых я бросился в ту сторону, откуда стреляли. Стрелявшая женщина бросила мне под ноги револьвер и скрылась в толпе».

Запомним последнюю фразу Степана Казимировича и снова обратимся к следственным банальностям: если преступление совершается с использованием огнестрельного оружия, значит надо:

а) если таковая возможность имеется, это оружие нужно найти;

б) провести тщательнейшую экспертизу оружия и гильз. Гиль показал, что Каплан бросила ему под ноги револьвер, «револьвер этот лежал под моими ногами, при мне револьвера этого никто не поднял». Позже он добавил, что толкнул револьвер под автомобиль и из-за спешки не подобрал. Оружие якобы на следующий день нашел рабочий завода Михельсона Кузнецов (некоторые источники утверждают, что он работал на расположенной неподалеку фабрике им. Савельева), который отнес находку в Замоскворецкий военкомат. Где (так по крайней мере утверждал рабочий) его находка никого не заинтересовала… Не правда ли – удивительный факт, учитывая, что именно в этот военкомат накануне привели Каплан и здесь проводили первый этап дознания?

1 сентября газета «Известия ВЧК» опубликовала следующее обращение к читателям: «От ВЧК. Чрезвычайной Комиссией не обнаружен револьвер, из коего были произведены выстрелы в тов. Ленина. Комиссия просит лиц, коим известно что-либо о нахождении револьвера, немедленно сообщить о том комиссии».

Только после этого утром в понедельник 2 сентября рабочий Кузнецов принес найденный во дворе завода Михельсона браунинг следователю Верховного трибунала В. Э. Кингисеппу. В протоколе тот записал: «Кузнецов представил браунинг № 150 489 и обойму с четырьмя в ней патронами. Револьвер этот т. Кузнецов поднял тотчас после того, как его выронило стрелявшее лицо, и он находился все время у него, Кузнецова, на руках. Браунинг этот приобщается к делу о покушении на убийство т. Ленина».

Допросы подозреваемой и свидетелей – это лишь часть следственной работы. Не менее значимым является доскональный осмотр места происшествия и точное фиксирование всех объектов, на нем находящихся. Даже для начинающего следователя это истины прописные. Но представьте: два дня и три ночи место покушения на Ленина оставалось фактически без присмотра. Только 2 сентября следственная группа провела его осмотр. Результатом этих действий стал следующий протокол.

«ПРОТОКОЛ ОСМОТРА МЕСТА ПОКУШЕНИЯ

НА УБИЙСТВО Т. ЛЕНИНА НА ЗАВОДЕ МИХЕЛЬСОНА

30-го АВГУСТА 1918 г.

2-го сентября 1918 г., мы, нижеподписавшиеся Яков Михайлович Юровский и Виктор Эдуардович Кингисепп, в присутствии председателя заводского комитета зав. Михельсон т. Иванова Николая Яковлевича и шофера т. Степана Казимировича Гиля совершили осмотр места покушения на председателя Совнаркома т. Ульянова-Ленина.

Выход из помещения, где происходят митинги, один. От порога этой двустворчатой двери до стоянки автомобиля 9 (девять) сажен. От ворот, ведущих на улицу, до места, где стоял автомобиль, 8 саж. 2 фута (до передних), 10 саж. 2 фута (до задних) колес автомобиля.

Стрелявшая Фанни Каплан стояла у передних крыльев автомобиля со стороны хода в помещение для митингов.

Тов. В. И. Ленин был ранен в тот момент, когда он был приблизительно на расстоянии одного аршина от автомобиля, немного вправо от дверцы автомобиля. Место стоянки автомобиля, пункты, где стояла Каплан, тов. Ленин и М. Г. Попова, изображены на фотографическом снимке.

Недалеко от автомобиля нами найдено при осмотре четыре расстрелянных гильзы, приобщены к делу в качестве вещественных доказательств. Места их нахождения помечены на фотографических снимках (4, 5, 6, 7). Находка этих гильз несколько впереди стрелявшей объясняется тем, что таковые отскакивали от густо стоявших кругом людей, попадали ненормально несколько вперед.

К настоящему протоколу осмотра приобщаются: план строения Московского снарядного и машиностроительного завода А. М. Михельсона, 4 фотографических снимка, изображающих три момента покушения, и само здание, в котором происходил митинг.

В. Кингисепп

Я. Юровский».

А что же с гильзами, найденными на месте покушения? Они действительно были выпущены из того браунинга, который Кингисеппу принес рабочий Кузнецов? На этот вопрос, казалось бы, может быть только два ответа: либо «да», либо «нет», так как при наличии оружия и гильз установить это несложно. Но ответа нет… Следствие не удосужилось провести баллистическую экспертизу. Зачем – ведь и так все ясно. Или должно быть ясно…

Интересно в этом плане и сообщение, опубликованное в «Известиях ВЦИК» 3 сентября, гласившее, что в ВЧК «явился один из рабочих, присутствовавших на митинге, и принес револьвер, отобранный у Каплан. В обойме оказалось три нерасстрелянных патрона из шести». Во-первых, если речь идет о револьвере, то откуда взялась обойма, которая используется в пистолетах? Обычная журналистская оплошность? Допустим. Но не исключено, что револьвер превратился в браунинг – любимое, кстати, оружие эсеров-террористов, – дабы ни у кого не возникло сомнений, кто именно стрелял.

И второе: так сколько же было выстрелов? Если Кузнецов принес некое оружие, в котором было «три нерасстрелянных патрона из шести», то значит, выстрелов было три. Но это нехитрое вычисление опровергается протоколом осмотра места покушения, в котором четко указано: «найдено при осмотре четыре расстрелянных гильзы». Значит, выстрела было все-таки четыре? Или же был еще один выстрел из какого-то другого оружия?

Разнятся в определении количества выстрелов и показания свидетелей. Некто Д. А. Романычев показывал, что «выстрелов всего было три-четыре». Е. Е. Мамонов сказал следователям, что «три раза ей удалось выстрелить». И. Г. Богдевич утверждал председателю Ревтрибунала Дьяконову, что первым выстрелом Каплан ранила кастеляншу Попову, а вторым и третьим – Ленина. И. И. Воробьев, стоявший неподалеку от стрелявшей, видел, что первые два выстрела она сделала в Ленина в упор, а следующие два – на некотором расстоянии. «Вероятно, – показывал Воробьев, – вторыми выстрелами была ранена женщина, беседовавшая с Лениным».

В связи с ранением Ленина возникает еще один немаловажный вопрос: были ли отравленными пули, попавшие в него, что, в свою очередь, вызвало его тяжелую болезнь, приведшую к преждевременной смерти? В 1918 году в материалах следствия об этом ничего не сказано, зато в 1922 году, во время процесса над эсерами (об этом читатель узнает немного позже), пули уже стали «отравленными». В массовом сознании советских людей факт «отравленности» пуль прочно закрепился после многочисленных публикаций и фильмов наподобие «Ленин в 1918 году», где террористы-эсеры старательно надпиливают пули, а затем смазывают их ядом кураре.