Император. Кровь богов - Конн Иггульден Страница 31

Спускаясь с холма, необычная группа привлекла внимание уличных мальчишек. Октавиан решил, что они надеются получить несколько монеток. Но мальчишки не протягивали руки и не приближались. Молодой человек подумал даже, не подослал ли их кто-то, чтобы следить за его перемещениями. Едва ли в Риме удалось бы найти более дешевых шпионов. Однако на каждой улице, которую он пересекал со своими людьми, толпа росла, и состояла уже не только из беспризорников. Мужчины и женщины указывали на него своим друзьям, шепча имя Октавиан, а чаще – Цезарь. Они тоже шли за ним, и вскоре за конным отрядом, направляющимся на Марсово поле, следовали уже десятки людей, а потом их число дошло до доброй сотни.

Наследник Цезаря сидел на жеребце, выпрямившись, одетый в броню, которую в доме ему подогнали по росту и фигуре. Цильний Меценат, тоже в броне, добавил к ней плащ, хотя насколько знал Гай Октавиан, он не имел никакого воинского звания. Сам молодой человек подумал о тоге, однако он, в отличие от Мецената, командовал римскими солдатами, а офицерский плащ давал сигнал тем, кто знал о подобных нюансах.

Когда они выехали на рыночную площадь, вся торговля прекратилась вместе с разговорами, и Октавиан вновь услышал, как над площадью прошелестело имя Цезаря. К тому времени, когда всадники добрались до подножия Капитолийского холма, их сопровождали уже многие сотни мужчин и женщин, и все старались разглядеть одного-единственного человека. Его новое имя выкрикивалось со всех сторон, привлекая все больше людей. А сам он смотрел прямо перед собой.

– Не оборачивайся, – Меценат приблизился к нему, – но я думаю, нас преследуют.

Октавиан Фурин фыркнул – напряжение вызвало нервный смех. Он начал подниматься на Капитолийский холм и не останавливался, пока конный отряд не добрался до вершины. С другой стороны под ними высился театр Помпея, размерами в три раза больше старого здания Сената. Толпа начала спускаться с холма. Флагов над крышей театра не было. Сенат в этот день не проводил заседания, хотя Октавиан не сомневался, что они слышали о его продвижении по городу. Он мрачно улыбнулся. «Пусть знают, – подумал он. – Пусть задумаются».

На перекрестках Агриппа обращал его внимание на охраняющих их легионеров. Те в изумлении смотрели на идущую из города разношерстную толпу. Октавиан видел, что солдаты о чем-то оживленно говорили между собой, но не оглядывался, чтобы посмотреть, присоединяются ли они к толпе. Им все равно в самом скором времени предстояло узнать, что он задумал.

За театром Помпея находилось огромное, ровное, как стол, Марсово поле, которое никогда не пустовало. Римляне упражнялись здесь в боевых искусствах, сюда они приходили голосовать, а при подготовке к войне сюда созывались легионы, готовые выдвинуться в поход. Те, кто собрался на поле по приказу Юлия Цезаря, чтобы отправиться на войну с Парфией, провели здесь гораздо больше времени, чем ожидали, и следы столь долгого пребывания виднелись повсюду, от выгребных ям и траншей до тысяч палаток из промасленной кожи и даже маленьких зданий, выросших на равнине. Октавиан вел свою колонну к центру поля.

Седьмой Победоносный и Восьмой Геминский легионы расположились двумя одинаковыми лагерями в полном соответствии с инструкциями, разработанными достаточно давно дядей Цезаря, консулом Марием. За последние полстолетия ничего не изменилось, и, подъезжая к внешней стене, Октавиан ощутил волну ностальгии. Из уважения к древней римской равнине легионеры не стали насыпать высокую земляную стену, как требовала инструкция. Вместо этого каждый лагерь огораживал забор из массивных плетеных корзин, каждая в рост человека, наполненных камнями и землей – скорее символическая, чем настоящая преграда.

У самых ворот Гай Октавиан оглянулся и изумленно моргнул, увидев, как много людей пришло с ним из города. Как минимум тысяча человек шагала следом, с веселыми, улыбающимися лицами, словно участвуя в праздничной процессии. Он покачал головой, просто не веря своим глазам, а с другой стороны, понимая, что к чему: сработала магия имени, которое он взял. И, разумеется, толпа напоминала, что римляне поддерживали Цезаря, а не Сенат, который его убил.

Горячее послеполуденное солнце уже жгло спину, когда Октавиан остановился. Два легионера, охранявшие въезд в лагерь, смотрели прямо перед собой, не поднимая глаз на всадника, который остановился перед ними. Молодой человек терпеливо ждал, похлопывая жеребца по шее. Он видел, как солдаты торопливо вбегали в лагерь, чтобы сообщить о его приближении, и мог позволить себе подождать, пока офицеры приедут к нему, чтобы засвидетельствовать свое почтение и признать права, которые давало ему усыновление Цезарем и наследство.

Словно прочитав его мысли, Меценат наклонился к нему.

– Теперь никаких колебаний, мой друг. Покажи им чуточку патрицианского высокомерия.

Октавиан коротко кивнул.

Четверо всадников уже спешили к воротам. Сначала виднелись только головы, пока они не выехали на центральную улицу лагеря. С разделявшего их расстояния в несколько сотен шагов Гай Октавиан видел, что двое из них одеты в плащи и броню, инкрустированную серебром, а двое – в белые тоги с широкой пурпурной полосой по краю.

Виспансий Агриппа с довольным видом глянул на Октавиана. Не так и давно, в Брундизии, они с огромным трудом добились встречи с одним военным трибуном. А теперь два легата и два военных трибуна спешили к человеку, который даже не просил их об этом.

– Похоже, имя Цезаря по-прежнему в цене, – пробормотал Агриппа.

Октавиан не ответил, и его лицо стало жестким.

Римские офицеры натянули поводья, сначала оглядев толпу горожан, а потом скрестив взоры на предводителях всей этой процессии. Римляне притихли, и напряжение заметно нарастало. Момент возник тонкий, потому что первым полагалось здороваться человеку низшего ранга, но никто не знал, какой ранг носил теперь Октавиан. После неловкой паузы старший легат откашлялся.

– Как мне обращаться к тебе? – спросил он.

Наследник Цезаря смерил его взглядом. Это был мужчина лет под пятьдесят, с седыми висками, много повидавший, с глубокими морщинами на лице и задубевшей кожей. Он прошел с десяток военных кампаний, но глаза его светились живым интересом, такие молодые.

– Называй меня Гаем Юлием Цезарем, – ответил Октавиан, словно удивленный вопросом. – Сыном человека, который сформировал твой легион и требовал от тебя абсолютной верности. Ты Марк Флавий Силва, легат Седьмого Победоносного. Мой отец всегда хорошо отзывался о тебе.

Рука мужчины лежала на луке его седла.

– Такие слова для меня честь, Цезарь, – произнес он. – Мой спутник…

– …Тит Паулиний, легат Восьмого Геминского, – прервал его Октавиан. – Мы уже встречались, в Галлии.

– Это он, – пробормотал второй легат. Теперь предстояло представиться трибунам, но Флавий Силва кивнул и заговорил первым:

– В честь Цезаря мы приглашаем тебя в лагерь. Могу я узнать, что привело сюда такую толпу из Рима? Последний час я получаю тревожные донесения. Погромы еще не забыты, во всяком случае, в моем легионе.