Огненный всадник - Михаил Голденков Страница 31

20-го июля словно свинцовая туча зависла над городом, поливая его смертоносным дождем. Под плотным огнем в Смоленске начались пожары. Горели амбары, дома, магазины, сараи, рушились заборы и крыши домов. Плакали женщины и дети, в дыму и пламени метались жители, таская ведра с водой, засыпая пламя землей или песком. Периодически гудел набат, созывая горожан тушить очередной вспыхнувший пожар…

Никто в Смоленске не знал, что таким «салютом» царь праздновал взятие древнего Полоцка и «маленького Вильно» — Мстиславля. Древний русский город Полоцк, извечный соперник Киева, на несколько лет ранее Киева крестившийся от Византии, должен был оказать сопротивление 15-тысячной армии Шереметева. Казалось бы, даже после пожара 1642 года Верхний замок Полоцка представлял из себя надежную твердь: пять восьми- или шестиугольных рубленных в два бревна башен, а в Нижнем замке — семь башен. Все они были круглыми с шатровыми крышами. На две тысячи сажень растянулись утыканные пушками стены замка, вокруг которого также шел ров. Город мирно жил, радовался, трудился и отдыхал. Над Двиной возвышалась новая Богоявленская церковь с православным монастырем. В Великом посаде на площади рядом с ратушей возвышался костел иезуитов. Каждые полчаса над городом плыл звон: били башенные часы. Ярко блестела на летнем солнце золотыми маковками куполов София Полоцка… В городе, однако, уже знали, что ожесточенные бои идут под стенами Смоленска. Здесь хорошо помнили печальный 1633 год, когда царские войска июньской ночью захватили плохо оборудованный Полоцк, предав его огню. И лишь Верхний замок устоял перед напором захватчиков, вынудив московитов уйти. Нынче же многие жители города, не надеясь более на своих воевод, переправились через Двину, чтобы избежать новой войны. Так, более девяти сотен дворов Полоцка опустело, но более восьмисот дворов осталось, о чем их жители и пожалели позже. Незащищенные предместья города были разгромлены, все евреи посечены саблями или просто сброшены в воды Западной Двины. Замок же отбил первые атаки московитов, но на уговоры Шереметева сложить оружие и пойти под высокую руку православного царя полочане согласились. Полоцкие шляхтичи Микулич, Семенович, Хатке-вич и Паплешич уговорили сомневающихся горожан немногочисленного гарнизона крепости сдаться на милость победителя и не искушать судьбу. Шереметев сдержал слово, не стал никого казнить, всех объявил подданными московского царя и заявил, что Полоцк отныне «защищен» от всех «притеснений» римских и латинских. Полочане, те, кто остался в городе и сдался, вздохнули с облегчением — их жизням, вроде бы, ничего не угрожало. Куда как хуже пришлось Мстиславлю.

Трубецкой, выдержав мушкетный и пушечный огонь мстиславцев и, к своему немалому удивлению, с трудом отбив 18 июля атаку партизанского командира крестьянина Потапова с пятнадцатью шляхтичами и тремя сотнями крестьян, пришедших на помощь горожанам, тем не менее, ворвался в город, который сами же московиты с уважением называли «белорусским Суздалем» за многочисленные величественные храмы, а литвины за это же самое любовно прозвали город маленьким Вильно. Красив и важен был Мстиславль. В 1617 году здесь закончили строительство костела Девы Марии, а в 1640-м — костела Святого Михаила Архангела. Гордость мстиславцев являл собой иезуитский монастырь. Однако городской замок на горе Кармелитского костела был все еще деревянным. Но именно это ненадежное строение задержало захватчиков, обрушив на их головы град пуль и ядер. Взбешенный Трубецкой атаковывал вновь и вновь Замковую гору. Вновь и вновь откатывалась волна атакующих, устилая траву телами убитых и раненых. В это же время ратники захватчиков рубили священников костела Девы Марии и святого Михаила Архангела, бросали на крыши домов гранаты и зажженные факелы, не разбирая рубили наотмашь саблями чернобородых людей в черных одеждах, узнавая в них жидовских торговцев… Хотя под нож шли не только «неверные» — рубили всех, кто попадался под руку: вооруженных горожан, невооруженных стариков, женщин и даже детей. И лишь мастеров по приказу царя Трубецкой велел своим стрельцам не убивать, а хватать, «никак не ранив, и ничего не покалечив». Мастеров нужно было отсылать в Москву — так распорядился сам патриарх Никон.

— Найдите мне резчика Степана Полубеса! — приказывал Трубецкой своим ратным холопам. Этого известного в Литве мастера заказал изловить и доставить невредимым в Москву сам патриарх Московии.

Однако Степан Полубес и не думал ни о какой Москве. Он, с мушкетом в руках, как заправский солдат, стрелял в атакующих замок московитян, пока не закончились пули. Смерч огня московских орудий разбил деревянный замок, поджег его стены и частокол. Московитские ратники и наемники ворвались-таки в горящие руины, но даже здесь мстиславцы продолжали сопротивляться, саблями, ножами, пиками и прикладами рубя и колотя штурмующих. В дыму и пламени, в облаках пепла люди сцепились врукопашную, рубили друг друга клинками, хватали голыми руками за горло, били кулаками в лицо, душили поясами… Степан Полубес поднял с земли чей-то бердыш и отбивался от наседавших на него московских ратников, которым было наплевать, мастер он или нет. Однако «славутый майстар» выказал недюжее мастерство солдата. Он сразил бердышом одного, проткнул второго, рубанул по голове третьего. Рядом рванула бомба, окутав забрызганного кровью Полубеса белой пеленой дыма. Оглушенный мастер упал на землю…

Слишком неравными оказались силы. Быстро таяло число тех мстиславцев, кто еще держал оружие в руках, кто мог сопротивляться. Более пяти тысяч человек гарнизона пало в неравной схватке. Еще пять тысяч простых горожан были застрелены или зарублены саблями. Почти все деревянные дома горели, заволакивая голубое июльское небо черным дымом…

Возможно, Трубецкой так мстил своему старшему брату, который в годы Смуты ушел в Литву и всегда воевал за сие русское Княжество. Что касается Степана Полубеса, то он очнулся, когда его за ноги тащили два стрельца: кто-то из пленных опознал в контуженом мстиславце известного в Литве мастера, и его поволокли в обоз показать самому Трубецкому.

— Связать его! — приказал московский воевода, как только полупьяный от контузии мстиславец назвал свое имя и профессию. — Найти его жену, если жива осталась, и готовить к отправке в Москву! За мастеров головой мне ответите! — грозил князь кулаком своим стрельцам…

Трубецкой, окруженный охраной, ехал на коне по улочкам Мстиславля, угрюмо смотрел на захваченный город и не чувствовал радости от победы. Вокруг горели хаты, храмы, монастыри, в свете пожара проносились конные стрельцы, метались силуэты людей, заливающих по его приказу огонь, ратники гнали группы израненных пленных, тащили за ноги убитых, и трупы, трупы, трупы… Местные жители, тем не менее, еще долго пытались вызволить родной город из лап захватчиков: в округе действовал партизанский отряд, но силы повстанцев были явно недостаточны. В плен к московитам попало семь партизан, включая женщину. Захватчики вволю поиздевались над пленными: били их бичом, прижигали тело раскаленным железом. В конце концов старшего повесили, а остальным отрезали носы и уши, отпустив в назидание прочим литвинам — не сопротивляться новой власти.