Буденный - Борис Соколов Страница 31

Теперь колонны противника обозначились резко. Противник делает перестроения. На мой доклад об обстановке и на вопрос о дальнейших действиях генерал Николаев заявил, что нам приказано занять Белую Глину, а потому оставим здесь, в лощине, заслон в две сотни, а сами пойдем на Белую Глину.

Такое примитивное решение меня смутило.

– Я полагаю, что занять Белую Глину может разъезд, так как разведка доносит, что противник очистил село и перешел в Горькую Балку, а наша задача, полагаю, разбить противника, – возразил я.

– Тогда оставим здесь заслон – одну бригаду, а сами пойдем на Белую Глину, – говорит нерешительно генерал Николаев.

– Обратите внимание, ваше превосходительство, что противник строит боевой порядок, видно в бинокль, сейчас будет атака.

– В резервную колонну! – приказывает генерал Николаев.

Отряд в четыре бригады (12 полков) строит резервные колонны в лощине, правее дороги, в шахматном порядке, так что противник нас почти не видит: в центре 14-я бригада (генерал Голубинцев), левее уступом вперед 9-я бригада (полковник Дьяконов), правее уступом назад 10-я бригада (полковник Лащенов) и 13-я бригада (полковник Захаревский).

Начальник группы генерал Николаев выезжает на левый фланг, перед 9-й бригадой, с ним начштаба войсковой старшина Фролов, они советуются. Здесь же присутствую я и командир 9-й бригады полковник Дьяконов, другие командиры бригад при своих бригадах.

Результат совещания с начальником штаба: выслать сотню от 9-й бригады в лаву.

Я, видя, что у генерала Николаева еще нет определенного решения, приказываю командиру моего артиллерийского дивизиона полковнику Степанову, находящемуся около меня, занять позицию, причем одну батарею поставить к северу, за станицей Плоской.

Противник открыл артиллерийский огонь и строит боевой порядок для атаки. У нас уже есть потери от артиллерийского огня.

– Отдавайте же приказания, прикажите строить боевой порядок, – говорю я генералу Николаеву.

Лицо генерала изображает растерянность и нерешительность. Я, видя, что красные могут нас забрать, как оцепеневших цыплят, приказываю моим батареям открыть огонь. Ординарцу отдаю приказание:

– 14-я бригада в линию колонн!

Лицо генерала Николаева мне страшно знакомо, но где я его видел, не могу вспомнить.

– Где я с вами встречался, ваше превосходительство?

– Да я у вас же был в отряде!

Больше разговаривать некогда – противник переходит в атаку, я еще раз говорю:

– Прикажите строить боевой порядок!

– Атакуйте вашей бригадой, – говорит генерал Николаев, – а мы вас поддержим.

Я скачу к своей бригаде, командую: «Строй фронт! Трубач! По переднему уступу!» Мелодичные звуки сигнала оглашают морозный воздух и поднимают настроение. Бригада, выдвигаясь вперед, успевает развернуть два правофланговых полка и переходит в атаку на красных, идущих в линии колонн; в интервалах у красных пулеметы на тачанках. Крики «ура!», и в одну минуту моя бригада от пулеметного огня теряет 150 всадников и лошадей; около меня падает мой вестовой, сраженный пулей. Бригада атаковала с фронта, а с левого фланга противник массою обрушился на мой левофланговый полк, шедший на уступе и еще не успевший развернуться, и смял его. Два других полка, получив удар во фланг и с фронта, после краткой рукопашной схватки отброшены вправо.

Стоявшие в резервных колоннах 9, 10 и 13-я конные бригады оставались зрителями и вместо того, чтобы ударить противника с обоих флангов, не получая никаких распоряжений, видя красных у себя непосредственно перед глазами, обрушившихся всей массой на 14-ю бригаду, оглушенные криками «ура!» и пулеметной трескотнёю, толпою бросаются направо назад, оставив красным всю артиллерию, около 20 орудий, которая не только не сделала ни одного выстрела, но даже не заняла позиции. Стреляли только две батареи 14-й бригады, причем 10-я конная батарея доблестного войскового старшины Бочевского, открыв ураганный огонь по атакующим красным, внесла в ряды их большое замешательство, заставив их задержаться, и тем дала возможность частям 14-й бригады сейчас же за станицей Плоской оторваться от противника, прийти в порядок и прикрыть отход конной группы…

…Мы проиграли бой благодаря растерянности начальника, имея все данные для того, чтобы его выиграть: и выгодное положение, и перевес в численности, и настроение казаков, ободренных недавними успехами – разгромом кавалерийской дивизии Гая и 28-й стрелковой дивизии Азина с пленением начальника дивизии. Как будто нас преследовал какой-то злой рок – ошибки за ошибками, переходящие в преступления».

И общий вывод Александра Васильевича: «После неудачного боя 12 февраля конной группы генерала Павлова у станицы Плоской (Ново-Корсунский) началась Голгофа белой конницы».

А вот как Г. Н. Раковский описывает подоплеку рейда группы генерала Павлова, призванного спасти Вооруженные силы Юга России от разгрома: «Кавказская армия, переименованная тогда уже в Кубанскую, окончательно распылялась, и казаки чуть ли не поголовно расходились по домам, не желая оставаться на фронте. В правофланговой армии, таким образом, было не более трех тысяч штыков и шашек. Между тем вся Конная армия Буденного, оправившись от разгрома, 29 января двинулась на Тихорецкую. Это имело огромное значение, ибо командованием были получены точные сведения о новом плане большевиков, который заключался в том, чтобы производить дальнейшие переброски войск из Центральной России в Ставропольском направлении и центр тяжести своих действий ввиду неудач, постигших их в январе на Дону, перенести на вновь формирующуюся Кубанскую армию.

Вот здесь-то у донского командования возник план, который был одобрен командирами корпусов Донской армии. Ввиду нездорового, полубольшевистского настроения на Кубани предоставить кубанцам испытать прелести советского рая, а самим, невзирая на действующего в тылу Буденного, двинуться самым решительным образом на север. Разбить всю армию, которая стояла перед донцами в то время, как думали представители донского командования, было нетрудно. После этого предполагалось пойти вперед, на север, в зависимости от обстановки. Буденный, если бы двинулся в Екатеринодар, оказался бы изолированным или, во всяком случае, лишенным подвоза, связи и особого вреда принести бы не мог.

План этот уже почти начал приводиться в исполнение, но против него категорически высказался главнокомандующий. Не соглашаясь со смелым решением, Деникин указывал на то, что нельзя бросать базу, бросать раненых и т. д. Командующий Донской армией возражал, что семьи и раненые очутятся в ужасном положении, если вооруженные силы будут отходить на юг и вести длительные бои. Не согласился с этим планом и Кутепов, который ссылался на усталость корпуса после ростовских боев, на раненых, больных, на семейства офицеров, которые пришлось бы бросить.

Таким образом, осуществить задуманную чрезвычайно рискованную, хотя, как показали последовавшие события, и менее, несомненно, чем отход на Новороссийск, операцию не удалось, а потому и решено было снять и перебросить главную массу донской конницы, составлявшую группу Павлова, для действий против конницы Буденного. Павлову было приказано атаковать Буденного в направлении на Торговую, для чего двинуться форсированным маршем и ликвидировать как можно скорее нажим на Тихорецкую. В это время советская дивизия Гая переправилась через Дон и начала давить на правый фланг 1-го Донского корпуса. 3 февраля Павлов разбил дивизию Гая и двинулся на Торговую. 4 февраля из штаба Донской армии Павлову была послана телеграмма с приказанием дать дневку частям, причем в штабе предполагали, что Павлов, отправляясь из района хутора Веселого, где он находился, к Торговой, пойдет за Маныч и воспользуется для дневки станицей Платовской, чтобы не морозить казаков в степях. Но Павлов, стремясь как можно скорее столкнуться с Буденным, нашел необходимость идти по необитаемому левому берегу Маныча, по безлюдным степям, без дорог, по компасу. 4 февраля Павлов атаковал Шаблиевку, где чуть было не захватил в плен самого Буденного, но атака была благодаря метели и морозам разрозненной, а потому и неудачной. 5 февраля Павлов принужден был отойти к станице Егорлыцкой. Во время этого похода благодаря сильному морозу и ветру, благодаря полному отсутствию жилья половина корпуса в буквальном смысле слова вымерзла. Вместо 10–12 тысяч шашек после этого рейда по строевому рапорту в отборной конной группе осталось 5,5 тысячи шашек. Остальные, в том числе и сам Павлов, и весь командный состав, были обморожены или же совершенно замерзли…