История Рязанского княжества - Дмитрий Иловайский Страница 30

Успехи христианской проповеди в Рязанских пределах замедлились в первое время после татарского нашествия. Хотя татары, как известно, не воздвигали гонения на православную веру, но близкое соседство с ними и частые грабежи конечно мешали материальному благосостоянию жителей и развитию христианской цивилизации. Тем не менее святая вера продолжала постоянно приобретать новых поклонников. Грамоты митрополитов на Червленый Яр указывают на присутствие оседлого христианского населения в местах между Доном и Хопром. Остатки половцев, теснимые татарами, искали убежище в юго-восточных пределах Руси, и, сближаясь с русскими, мало-помалу обращались к христианству. Многие потомки половецких ханов и вельмож вступили в службу к рязанским князьям и сделались родоначальниками некоторых дворянских фамилии, таковы, например, Кобяковы. В Рязань приходят так же выходцы из Орды и принимают святое крещение.

К первой половине XIV в. относится начало христианских князей в Мещере. Князья Ширинские подняли брань на царя Большой Орды и в 1298 г. ушли из нее кочевать на Волгу. Один из них Бахмет Усейнов сын пришел в Мещеру, взял ее войною и остался здесь княжить. В Мещере родился у него сын Беклемиш, который впоследствии принял крещение и назвался Михаил. Он поставил в Андрееве Городке храм Преображения и крестил с собой многих людей. У него был сын Федор, а у Федора — Юрий, который в 1380 г. пришел с полком своим на помощь к великому князю Дмитрию против Мамая, отличился и пал в битве на Куликовом поле. ^[128] Таким образом, в Мещерских землях по Цне и Мокше в начале XIV ст. образуется новое удельное княжество и в то же время полагаются основы для будущих успехов христианского учения и гражданственности. Андреев Городок, конечно, не был единственным городом в этих местах; уже мы встретили здесь прежде Кадом, а несколько позднее находим еще Темников и Елатом. Кроме Бахметева рода, в Мещере продолжали существовать и туземные князья. Последние также начинают в XIV в. принимать христианство, на что намекает загадочный Александр Укович, который встречается в договорных грамотах Дмитрия Донского и его преемников с рязанскими князьями; первая половина его имени обнаруживает христианина, а вторая — указывает на отца язычника. Судя по тому, что Александр Укович в грамотах сопоставляется рязанскому князю Ивану Ярославичу, можно отнести его к первой половине XIV в. Мещерские князья, конечно, были слишком слабы для того, чтобы пользоваться самостоятельностью и не подпасть под влияние русских соседей, преимущественно рязанцев, но со второй половины этого века здесь начинает преобладать господство Москвы.

Если обратиться к внутреннему состоянию Рязанского княжества в первый век монгольского владычества, то и в этом отношении мы не можем представить утешительной картины. Княжество, насколько позволяют судить источники, плохо оправлялось от татарского погрома. Главной причиной того было невыгодное географическое положение. Над рязанской землей более, нежели над какой-либо другой частью России, тяготело варварское иго. Какая могла быть безопасность в стране, не имеющей естественных границ и совершенно открытой с юго-востока, в соседстве с варварами, которые не пропускали ни одного удобного случая пограбить русские города и селения, а при отсутствии безопасности могло ли население, в особенности сельское, много заботиться об улучшении своего хозяйства? Завидев густое облако пыли или отдаленное зарево пожара, народ спешил собирать свои семейства и стада, захватывал то, что можно было унести с собой, и, если успевал, спасался в соседние леса; бедные хижины оставались на жертву огню, а неубранная жатва исчезала под копытами татарских коней. Жители поэтому искали более безопасное место для поселения и целыми толпами уходили далее на север, особенно в московские владения, сравнительно наслаждавшиеся гораздо большим спокойствием. Хотя митрополичьи грамоты упоминают о городах по Хопру и Великой Вороне, но источники нигде не называют их по имени, и трудно себе представить, что это были за города и как велико было население той стороны, когда места, гораздо ближайшие к центру Рязанского княжества, например, берега верхнего Дона, в конце XIV в. все еще представляли развалины и запустение; в самой средине княжества до второй половины XIV в. не встречаем новых городов. Варварский элемент в составе населения с XIII в. еще более усилился новыми толпами половцев и татар. При таких обстоятельствах, разумеется, нельзя ожидать, чтобы смягчилась та суровость нравов, о которой мы говорили. Летописи изображают нам рязанцев XIV в. людьми свирепыми, гордыми, в то же время коварными и робкими. Несмотря на явное пристрастие, в этом изображении есть значительная доля правды; только в трусости рязанцев упрекать нет основания, и поражения, которые они терпели иногда от москвитян, скорее мвжно объяснять излишней отвагой и плохим состоянием военного искусства, нежели робостью.

Внешняя политика рязанских князей определялась географическим положением княжества. На первом плане стояли отношения с завоевателями. Близость Орды, полустепной характер природы на юге от Оки и Прони, разъединение и слабость сил отнимали всякую надежду на возвращение независимости. Действительно, летописи ни разу не говорят о том, чтобы в этой стороне когда-либо обнаружилась попытка к борьбе за свободу русской земли. В безусловной покорности рязанские князья видели единственное средство удержать за собой свои волости и спасти их от новых разорений. Нет сомнения, что они усердно исполняли все ханские требования; часто ездили в Орду с выходом и богатыми подарки и водили свои дружины на помощь татарским войскам. Покорность хану, однако, не мешала им, как увидим после, оружием расправляться с толпами кочевников, которые самовольно приходили грабить их волости. Подобные шайки из грабителей нередко обращались в союзников и вступали в службу князей, также без ханского позволения; татары, например, вместе с рязанцамн были разбиты под Переяславлем в 1301 г., а между тем незаметно, что и это обстоятельство произвело неудовольствие в Орде. С начала XIV в. явилась новая и едва ли не самая важная причина, заставлявшая рязанских князей заискивать благоволения ханов. Это была опасность, которая начинала грозить их самостоятельности со стороны Москвы. Уже при первом столкновении рязанцев с москвитянами обнаружилось все материальное и нравственное превосходство собирателей Русской земли над своими соперниками. На этот раз рязанцы спаслись, может быть, покровительством Орды и отделались потерей Коломны. Московские великие князья после того идут к своей цели более медленными, но зато верными шагами, отнимая волости у рязанских, они в то же время искусно ведут с ними борьбу в самой Орде, и, приобретая благосклонность ханов, лишают их самой могущественной опоры. Едва ли, например, не происки Калиты были причиной того, что Иван Ярославич лишился головы по приказанию Узбека. Сыновья Калиты в этом отношении подражали отцу, и близорукая политика Орды не препятствовала усилению Москвы за счет тех или других соседей. Успехам москвитян много содействовали внутреннее разъединение рязанцев и княжеские усобицы — обычное явление Древней Руси. С конца XIII в. рязанские земли опять распадаются на два главные удела; собственно Рязанский и Пронский; вражда, не раз возобновлявшаяся между их князьями, сделалась наследственной в потомстве двух сыновей Александра Михайловича, Ивана и Ярослава. Кроме споров за волости, причиной неприязни было стремление пронских князей обособиться и стать в равные отношения к старшей линии. Слишком слабые для того, чтобы бороться собственными средствами, они нашли могущественных союзников в московских князьях, которые пользовались случаем утвердить свое влияние на дела соседнего княжества и постепенно приготовить его падение.