Врата Атлантиды - Эндрю Коллинз Страница 30

После открытия Канарских островов в-самом конце первого века до н. э. король Мавритании Джуба II верил, что он действительно нашел Блаженные острова. Его заявление об этом породило популярное в античном мире мнение, и эти легендарные Блаженные острова еще долго ассоциировались с Канарами.

Том V

Признаться, нас ожидают коварные сюрпризы, когда мы от тома III переходим к тому V «Библиотеки» Диодора, в котором он сообщает читателю, что собирается «поведать о тех [островах], которые находятся в океане (курсив автора)», что сразу же указывает на тот факт, что острова, упоминавшиеся прежде, были частью античного мира. Диодор начинает рассказ о существовании «плодородного» острова «достаточно крупных размеров», лежащего на расстоянии многих дней пути к западу от Ливии. Остров этот гористый, «славится долинами несказанной красоты», а также «судоходными реками», которые использовались и для ирригации. Здесь можно было встретить «парки, где росли самые разные деревья и великолепные сады», в тени которых журчали ручьи «со сладковатой водой». Были здесь и «частные виллы», и «павильоны для приемов», украшенные цветами, а также «роскошные охотничьи угодья для охоты на чудищ и диких животных». Климат на острове круглый год отличается мягкостью; здесь произрастает множество плодов. Короче, здесь все выглядит так, словно это — «обитель богов, а не смертных людей».

В этом описании гористого острова в Атлантике, прославленного своей плодородной долиной и знаменитого высокоразвитым обществом еще в эпоху античности, мы почти приближаемся к платоновскому описанию погибшей Атлантиды. Возникает впечатление, что Диодор, мягко говоря, заимствовал у Псевдо-Аристотеля весьма заметную часть своей истории. Как мы уже могли убедиться, в своем труде «Слышанное об удивительных вещах» он рассказывает о «пустынном» острове, на котором карфагеняне устроили свою колонию, лежащем всего «в нескольких днях пути» от Геркулесовых столбов. По его словам, на острове «росли деревья любых пород», имелись «судоходные реки» и «всевозможные виды плодов и фруктов».

Следующий эпизод труда Диодора — история о том, как финикийские мореплаватели, плывшие вдоль побережья Африки, под напором ураганного ветра сбились с курса и были «унесены ветром в открытый океан». После того как их «много дней носила по волнам буря», они наконец ступили на берег «острова, о котором мы рассказывали выше», т. е. того самого острова, где имеются судоходные реки. И поскольку остров тот был «поистине счастливым и прекрасным», «финикийцы [из Гадеса]… решили рассказать о нем всему свету». Столь знаменательное открытие побудило тирренцев, живших где-то в Этрурии или Тоскане, славившихся как искусные мореходы, построить корабли и попытаться колонизировать прекрасный остров. Однако осуществлению этого плана наполовину помешали карфагеняне, которым тоже хотелось закрепить этот остров за собой — и потому, что он был поистине прекрасен, и потому, что его можно было использовать в качестве убежища на случай, если с Карфагеном случится какая-нибудь беда или катастрофа.

Так как иберо-финикийские мореходы, о которых рассказывает Диодор, совершавшие плавание вдоль побережья Западной Африки, были унесены в открытый океан, это означает, что остров, к которому они пристали согласно версии Диодора, — это, несомненно, остров Мадейра. К этому же выводу пришел и Доналд Харден. Но перед нами по-прежнему остается проблема «судоходных рек». Таких рек нет ни на одном из островов между Африкой и островами Карибского моря, и это свидетельствует о том, что Диодор, как до него Псевдо-Аристотель, просто решил скомбинировать рельеф и традиции двух, а то и трех островов в Атлантике. Один из них, вполне возможно, — Мадейра. А вот другой, с судоходными реками, если таковой действительно существовал, может быть только одним из островов Вест-Индского архипелага.

«Жизнеописания» Плутарха

Теперь давайте обратимся к Плутарху (50 — 120 гг. н. э.), знаменитому греческому моралисту и биографу. Среди массы материала, собранного в его монументальном труде, озаглавленном «Жизнеописания», есть одна весьма интригующая история, рассказывающая о римском полководце Сертории, который, в бытность свою губернатором Иберии между 80 и 72 гг. до н. э., случайно узнал об открытии двух островов в Атлантическом океане. Эту информацию сообщили ему двое иберо-финикийских мореходов, только что вернувшихся в Гадес. Сильная буря угнала их суда к северу, затем ветер сменился на восточный, и они наткнулись на эти острова.

Два острова, известные под названием Фортунатовых островов, отделял «друг от друга только узкий пролив». Более того, «дожди выпадали здесь редко, а если и шли, то весьма скупо; но на них [островах] обычно веет мягкий бриз, приносящий богатые росы». Кроме того, Плутарх сообщает, что «здесь не только очень плодородная и пригодная для земледелия почва, но и сами собой растут превосходные плоды, причем в таком изобилии, что местным жителям не остается ничего другого, как предаваться сладкой праздности».

Времена года здесь сменяют друг друга «почти незаметно». Еще более забавно, что Плутарх утверждает: «здесь, даже среди варваров, бытует поверье, что это и есть легендарный Элизиум, земной рай, прибежище блаженных счастливцев, который в своих звучных стихах описывал Гомер».

Мягкий климат островов и изобилие всевозможных плодов — это своего рода визитная карточка многих и многих земных парадизов в Атлантике, которые открывались взорам карфагенских или финикийских мореплавателей. Однако на этот раз мы имеем дело с совершенно особым случаем, объясняющимся большой удаленностью, поскольку острова, упоминаемые Плутархом, находились на расстоянии 400 лиг (1920 км) от побережья Африки. Если допустить, что корабль финикийцев отправился в плавание из Гадеса, можно предположить, что открытые ими острова относились к группе Азорских островов, повторно открытых португальцами в 1427 г. Серьезным аргументом в пользу этой теории служит тот факт, что эти острова расположены на расстоянии примерно 1850 км к западу от Испании, что лишь немногим уступает цифрам, приведенным Плутархом. Действительно, климат на Азорских островах очень мягкий, и доказательством присутствия там карфагенян была находка в Корво в 1749 г. разбитой черной керамической вазы, наполненной массой монет, чеканенных или в Карфагене, или в одной из североафриканских греческих колоний — Кирене в VI–III вв. до н. э.

Независимо от реальной принадлежности двух островов, упоминаемых в «Жизнеописании» Сертория, мы должны признать, что, помимо уже известных Блаженных островов, они тоже отождествлялись с земным раем — так называемым Элизием. В классической традиции — это особый, наделенный чертами неземной реальности остров, расположенный где-то далеко на Западе. Традиция гласит также, что он покрыт сплошными зелеными навесами-беседками, а также «благоуханными лугами и журчащими ручьями». Воздух там всегда «легкий, приятный и чистый», «птички постоянно щебечут в гнездах, а счастливых жителей благословляют солнце и звезды». По утверждению некоторых классических авторов, Элизиумом называли один из Фортунатовых островов. Подобно другим островам-парадизам Атлантики, традиция провозглашать их очередным Элизием восходит еще к финикийцам.

Хотя греческие историки издавна полагали, что Элизиум означает «идущий», то есть место, куда нисходит благодать, сегодня большинство ученых считают, что это название происходит от семитского корня, означающего «поле Эля». А Эль считался верховным божеством финикийцев.