Агонизирующая столица. Как Петербург противостоял семи страшнейшим эпидемиям холеры - Дмитрий Шерих Страница 30

В день похорон Александры Андреевны заболел и вдовец, Илья Петрович.

Смерть матери стала страшным ударом для Петра Ильича Чайковского, воспоминания о случившемся он пронес через всю свою жизнь. Только через два года с лишним он нашел в себе силы рассказать о случившемся в одним из писем: «Наконец, я должен Вам рассказать про ужасное несчастье, которое нас постигло 2 с половиной года тому назад… Мама внезапно заболела холерой, и хотя она была в опасности, благодаря удвоенным усилиям врачей, она начала поправляться, но это было ненадолго; после трех-четырех дней улучшения она умерла, не успев попрощаться с теми, кто ее окружал. Хотя она была не в силах внятно говорить, понятно было, что она непременно желает причаститься, и священник со Св. Дарами пришел как раз вовремя, так как, причастившись, она отдала Богу душу».

И снова о проблемах организационных: как и в былые годы, больных с упорством, достойных лучшего применения, продолжали доставлять не в ближайшие к ним стационары, а в отдаленные. На сей раз повадились возить всех без разбора в Мариинскую больницу для бедных, отчего инспектор по медицинской части лейб-медик Николай Федорович Арендт довел до сведения военного генерал-губернатора Дмитрия Ивановича Шульгина: «Больные, от дальнего пути, приходят в крайнее изнеможение, и часто в безнадежное положение, а больница поставляется в величайшее затруднение при приеме и размещении таковых больных, по недостатку свободных кроватей. Это происходит, как можно полагать, единственно от того, что многие думают, будто бы в одной только Мариинской больнице для Бедных производится лечение бесплатно, а во всех других больницах за лечение холерных больных взимается плата».

Следствием служебного разбирательства стал июньский приказ обер-полицеймейстера Александра Павловича Галахова по городской полиции: «Вновь объявить всем жителям столицы, чрез домовладельцев, что, на основании разрешения высшего начальства, заболевшие холерою лица всех званий, как военных, так и гражданских, без различия пола и возраста, какие только доставлены будут, принимаются во все здешние гражданские больницы, а также в госпитали военный и морской, для пользования бесплатно; причем вновь строжайше подтвердить, чтобы, согласно Монаршей воле, больные холерою, если не имеют возможности пользоваться дома, доставлялись без замедления непременно в ближайшие к местам их жительства или служения госпитали и больницы, для скорейшего оказания им необходимого медицинского пособия, ибо от этого зависит самая помощь заболевающих лиц и скорое их выздоровление».

Основания проявлять строгость и волноваться были; холера, пусть и не самая мощная в том году, отступать не собиралась и даже понемногу набирала силу:

13 июня – 79 заболевших и 20 умерших;

14 июня – 71 заболевший и 19 умерших;

15 июня – 114 заболевших и 35 умерших;

16 июня – 93 заболевших и 43 умерших;

17 июня – 95 заболевших и 40 умерших;

18 июня – 110 заболевших и 42 умерших;

19 июня – 128 заболевших и 56 умерших;

20 июня – 117 заболевших и 55 умерших;

21 июня – 121 заболевший и 52 умерших;

2 июня – 114 заболевших и 57 умерших.

Впрочем, постепенно холера начала отступать – а в на чале сентября 1854 года уже и Александр Васильевич Никитенко смог записать в дневнике: «Теперь и холера почти прекратилась».

Обратим внимание на ключевое слово для тех лет: «почти» – потому как «холерный хвост» продолжался, случаи заболевания и смерти наблюдались и в ноябре, и в каждый из декабрьских дней – а уже в начале 1855 года снова начался эпидемический подъем, и снова холера стала распространяться из Петербурга по губерниям. А затем снова было холерное лето, и Алексей Феофилактович Писемский писал Ивану Сергеевичу Тургеневу 18 июля, что холера в Петербурге «пощелкивает порядочно»: «На днях слепца Введенского в несколько часов свернуло!».

Слепцом Писемский именовал известного литературного критика Иринарха Ивановича Введенского, который за год до того ослеп, а 14 июня 1855 года стал жертвой холерной эпидемии.

В то же лето еще одной жертвой эпидемии чуть было не стал Петр Петрович Ланской, второй муж Натальи Николаевны Гончаровой-Пушкиной. Старшая дочь Натальи Николаевны и Петра Петровича вспоминала позже: «В бытность нашу в Петергофе, отец заболел холерою, сильно свирепствовавшей в Петербурге и окрестностях.

С беззаветным самоотвержением мать ходила за ним, не отходя от постели больного, и ей удалось вырвать его из цепких рук витавшей над ним смерти».

Лето завершилось – но холерный хвост опять тянулся, пусть и проявлял себя не очень активно. И жизни уносил. В числе тогдашних жертв болезни оказался участник Наваринского сражения контр-адмирал Владимир Прохорович Сурков: он скончался 11 декабря 1855 года.

Холерные эпидемии 1856 и 1857 годов оказались еще слабее, чем предыдущие, однако свою жатву собрали и они. Иван Васильевич Киреевский, выдающийся философ и публицист, один из идеологов славянофильства, в начале лета отправился из Москвы в Петербург, чтобы присутствовать на экзамене сына, завершавшего курс обучения в Лицее. Здесь 10 июня 1856 года он занемог – и днем позже на руках у сына скончался. Протоиерей Федор Сидонский при отпевании Киреевского сокрушался: «Быстро и неудержимо развившаяся холера положила предел прекрасной и полезной жизни, только еще вступившей в полную деятельность».

И снова спад заболеваемости холерой – 28 декабря, например, занедуживших и умерших в столице не обнаружилось вообще, – а к весне 1857 года подъем. Холерный хвост: медленно, очень медленно, но упорно. В каждый весенний или летний день 1857 года холерой заболевали в Петербурге как минимум несколько человек, а иногда и больше – до двух, трех, четырех десятков. И смертные исходы, разумеется, тоже были – и в самой столице, и в пригородах. Великий князь Константин Николаевич писал 22 июня 1857 года из Стрельны своему августейшему брату императору Александру II: «Здесь холера начинает довольно сильно пошаливать. В Кронштадте она тоже проникает отдельными случаями и на днях унесла в несколько часов времени командира клипера „Пластун“ капитана Станюкевича, сына старика адмирала».

(Клипер «Пластун», скажем в скобках, тоже постигла трагическая участь: двумя годами позже он взорвался в Балтийском море при невыясненных обстоятельствах.)

Зимой 1857/58 годов холеру в легкой форме перенес будущий анархист князь Петр Алексеевич Кропоткин; в своих «Записках революционера» он позже отмечал: «Как все дети, родившиеся не в Петербурге, я отдал дань столице „хладных финских берегов“: перенес несколько припадков местной холерины».

О том, что легкую форму холеры часто звали холериной, читатель уже знает.

Лишь осенью 1858-м официально объявили о долгожданном избавлении столицы Российской империи от холеры. Однако за четыре с половиной месяца до этого избавления случилось еще одно трагическое событие: холера забрала с собой поистине выдающегося мастера отечественной культуры. Читатель помнит, наверное, о том, что в числе жертв холеры 1848 года был живописец Андрей Иванович Иванов. Его сын, Александр Андреевич Иванов, прославился своей исполинской картиной «Явление Христа народу», над которой работал около двадцати лет. Работа шла за границей; в 1858 году Иванов решился вернуться с картиной в Петербург. Здесь его произведение произвело настоящий фурор.