Гибель империи. Тайные страницы большой геополитики (1830-1918) - Юрий Победоносцев Страница 30

А в Лондоне французский демарш совпал с поступлением тревожных сведений относительно планов германского вторжения в Бельгию. В этой связи явно поверив в серьезность ситуации, английский премьер-министр Б. Дизраэли дал указания министру иностранных дел лорду Дерби обратиться к русскому канцлеру Горчакову с идеей пригрозить Берлину:

«Мое собственное впечатление таково, что нам следует организовать совместное выступление для сохранения мира в Европе… Не исключая альянс между нами и Россией по этому конкретному поводу, да и с прочими державами, как, например, Австрией, и, возможно, следовало бы пригласить для участия также и Италию».

Уже одно то, что Дизраэли, всегда крайне враждебно относившийся к имперским амбициям России, готов был сделать намек на возможность англо-русского альянса, говорит о том, что он всерьез опасался перспективы установления германского доминирования на континенте.

После принятых Россией и Англией мер призрак войны исчез так же быстро, как и появился, а Бисмарк в беседе с русским послом уверял, будто указ кайзера был вызван необходимостью сохранить конское поголовье для приближающихся полевых работ. Хотя канцлер все же не мог не признать, что обычно от подобных мер пахнет порохом.

Тем временем в начале 1887 г. Бисмарк всерьез начал опасаться скорого восстановления военной мощи Франции и вновь предпринял попытку организовать ее разгром. 11 января канцлер произнес в рейхстаге угрожающую речь, направленную против Франции, заявив, что Германия непременно будет воевать с ней — «может быть, через 10 лет, а может быть, и через 10 дней». Одновременно Бисмарк сделал демонстративный дружественный жест в сторону России: «Дружба России для нас важнее, чем дружба Болгарии и чем дружба всех друзей Болгарии в нашей стране».

Вслед за этим германское правительство объявило о призыве резервистов. В середине февраля к границам Франции были придвинуты 120 тыс. германских войск. Меч Бисмарка вновь навис над головой Парижа. Однако в последний момент железный канцлер заколебался, явно опасаясь поддержки, которую Россия вновь могла оказать французам. Поэтому во время встречи с русским послом в Берлине Павлом Андреевичем Шуваловым был сформулирован проект нового русско-германского договора без участия Австрии, отношения которой с Петербургом к тому времени вконец испортились.

Суть проекта сводилась к следующему: Россия гарантирует Германии свой нейтралитет в случае франко-германской войны, а Германия со своей стороны не станет препятствовать тому, чтобы России овладела бы черноморскими проливами и восстановила русское влияние в Болгарии. Кроме того, Россия должна была обязаться ничего не предпринимать против территориальной целостности Австро-Венгрии и признать Сербию сферой австрийского влияния.

13 января Бисмарк обратился к бельгийскому правительству с запросом, какие оно принимает меры на случай якобы возможного французского вторжения в Бельгию. А 22 января поверенному в делах в Париже было предписано срочно представить сведения о французских военных приготовлениях, для того чтобы обосновать позицию Берлина и «обратить внимание французского правительства на то обстоятельство, что его военные приготовления заставляют сомневаться в его миролюбии».

28 января Бисмарк провел в Берлине встречу с французским послом, в ходе которой последний заверял канцлера в мирных намерениях Франции. Бисмарк ему ответил, что и не сомневается в миролюбии существующего правительства. Однако оно представляется ему непрочным, поскольку «если Буланже станет председателем Совета министров или президентом республики, тогда произойдет война».

30 января, на заседании прусского министерства, Бисмарк оповестил своих коллег о возможности начала войны уже в течение ближайших же недель и заявил, что на следующей неделе в прусский Ландтаг должен быть внесен проект закона о займе в 300 млн марок на покрытие военных расходов.

На следующий день в газете «Post» появилась явно инспирированная немецким правительством статья под заглавием «На острие ножа». В ней доказывалось, что Франция лихорадочно вооружается и шовинистические чувства накалены в ней до последнего предела, что Буланже является в Париже господином положения и, придя к власти, обязательно начнет войну. Вслед за этой статьей поползли тревожные слухи, будто Бисмарк готовит ультиматум Франции с требованием отставки Буланже.

Сам же канцлер в течение всего этого времени с нетерпением ждал известий из Петербурга. Однако проект договора, привезенный Шуваловым (русским послом в Берлине), у царя одобрения не встретил. И это было совершенно естественно, поскольку подписание подобного договора позволило бы Германии окончательно разделаться с Францией, после чего Россия осталась бы на континенте один на один с гораздо более сильным в военном и экономическом отношении блоком Германии и Австрии. Попытка же Петербурга овладеть черноморскими проливами или утвердиться в Болгарии немедленно вызвала бы ответную военную реакцию со стороны Англии, а память о поражении в Крымской войне 1854 г. еще не успела выветриться из умов русских политиков.

Поднявшаяся военная тревога повергла французское правительство в подлинное смятение. В этой связи министр иностранных дел Франции Л. Флуранс решил срочно обратиться за помощью к России. 21 января он приехал к русскому послу во Франции барону А. П. Моренгейму, чтобы обратить внимание русского правительства на агрессивные замыслы Германии и запросить, может ли Франция рассчитывать на моральную поддержку России. И уже на следующий день Александр III дал на этот вопрос свой вполне определенный ответ: «Конечно, да».

24 января состоялась очередная встреча Бисмарка с русским послом в Берлине графом Павлом Андреевичем Шуваловым, но посол ни словом не обмолвился о решении царя по поводу проекта русско-германского договора. После чего канцлеру оставалось только одно — попытаться опереться в своих действиях на Англию, которая в то время из-за англо-французских разногласий в Египте находилась в состоянии сильной конфронтации с Парижем. В тот же день Бисмарк предпринял новый дипломатический ход. По его поручению немецкий посол в Лондоне граф П. Гатцфельд явился в Министерство иностранных дел Великобритании и заявил там, что Германия не хочет войны с Францией, но, тем не менее, эта война очень близка. Затем посол с настойчивостью задал вопрос, будет ли Англия в случае войны поддерживать Австрию и Турцию против России.

В ответ на вопросы немецкого посла премьер-министр Великобритании Р. Солсбери заявил, что, по его мнению, Англия должна это сделать, но, ввиду неуверенности в позиции парламента, он не может взять на себя твердые обязательства. Тем не менее 4 февраля близкая к Солсбери газета «Standard» поместила статью, посвященную бельгийскому нейтралитету. В этой статье, в предвосхищение плана Шлиффена, указывалось, что Бельгия — самый удобный путь для вторжения немцев во Францию, и ставился вопрос, что должна будет делать Англия, если Германия действительно двинется по этому пути. На сей раз ответ на этот вопрос звучал парадоксально: в таком случае для Англии было бы неразумно защищать Бельгию:

«Англия не может стать на сторону Франции против Германии. Этим Англия спутала бы основные цели английской политики во всех точках земного шара».