История Рима - Теодор Моммзен Страница 30

Сенат держался с полною твердостью: он отклонил помощь, предложенную Гиероном, от иллирийских племен потребовал своевременной уплаты дани, в сношениях с Македонией говорил по-прежнему твердым тоном. К наступающей кампании решено было выставить войско, какого римляне еще никогда не собирали, восемь легионов, и перейти к более энергичному способу действий: в Риме много было недовольных прежними действиями сената, и доморощенные политики и стратеги рассеивали нелепые, но встречавшие доверие толки, будто сенат умышленно затягивает войну. Не без труда удалось сенату провести одного надежного консула, Люция Эмилия Павла, на должность же второго консула огромным большинством голосов был избран Гай Теренций Варрон, пользовавшийся у черни славою чрезвычайно даровитого и энергичного деятеля, а в сущности человек совершенно бездарный и очень самоуверенный и наглый.

С наступлением весны Ганнибал двинулся к Лукании и около Канн, на берегах реки Ауфида, представлявших отличное поле для его кавалерии, остановился. Сюда подошла в начале лета 216 г. и римская армия, насчитывавшая почти 90 000 человек против 50 000 человек, бывших у Ганнибала. Консулы ежедневно чередовались в главном командовании. Эмилий Павел желал действовать осторожно, и если принять битву, то в хорошей позиции, но Варрон решил напасть на врага, где бы и когда его ни встретил.

Встреча произошла в начале июня 216 г. В обеих армиях центр занимала пехота, на крыльях стояла конница. Ганнибал сосредоточил главные массы своей кавалерии под начальством Гасдрубала на своем левом крыле, против слабейшего крыла римлян. В завязавшейся битве левое крыло римлян, где был Варрон, и правое Ганнибала бились без заметного перевеса той или другой стороны. В центре римляне, построенные чрезвычайно глубокою колонною, скоро потеснили противника, Ганнибал, однако, сумел охватить колонну с флангов и восстановил равное положение. Но правое крыло римлян было быстро смято и почти уничтожено. Немедленно Гасдрубал напал в тыл левого крыла римлян,- оно тоже едва уже держалось и теперь обратилось в беспорядочное бегство. Тогда Гасдрубал ударил с тыла и на центр, бежать было некуда, а пощады не давали. Римская армия была уничтожена. Было убито до 70 000 человек, 6000 человек взято в плен на поле битвы, 10 000 человек – в лагере. Жалкие остатки огромной армии укрылись в Канузии, погибла по крайней мере седьмая часть италийцев, способных носить оружие. Эмилий Павел и 70 сенаторов, не говоря о сотнях других офицеров, пали в битве, из всех высших начальников спасся бегством один Варрон…

Последствия битвы были громадны. До сих пор Ганнибал не имел поддержки из Карфагена под тем предлогом, что в Испании римляне теснили пуническую армию, что море во власти римлян, что неизвестно, где найти Ганнибала, завидовавшее и не доверявшее ему правительство не доставляло ему ни войск, ни денег. Теперь все возражения смолкли, решено было немедленно прислать Ганнибалу 40 слонов, 4000 конницы и достаточное количество пехоты. С Карфагеном вступили в союз Македония и Сиракузы, где Гиерон умер и воцарился молодой и неспособный Гиероним. Наконец – и это всего важнее – поколебалась твердость италийского союза: на сторону Ганнибала перешли почти все города бреттиев, луканцев, пицентов, гирпинов и самнитов в Южной Италии и второй по величине город Италии – Капуя. Греческие города, напротив, твердо держались союза с Римом, и их приходилось брать вооруженною рукою. Непоколебимо стояли все города Южной Италии, населенные латинами, и города Средней Италии, и противники Ганнибала в карфагенском сенате указывали совершенно верно, что ни одна римская община и ни один римский гражданин не приняли сторону Карфагена. Политические противники Ганнибала были рады, что могли указать ошибку в его расчетах – а этим предрешался исход борьбы!

Катастрофа при Каннах была подготовлена не виной отдельных лиц, а недостатками всей конституции Римского государства и ошибками массы римского гражданства. Против такого вождя, как Ганнибал, было невозможно успешно вести войну, если сохранять старые способы управления армией и ежегодно передавать все дело борьбы в руки совершенно новых людей; поручать такое страшно сложное и ответственное дело в заведование тому или другому лицу по выбору народного собрания, совсем не компетентного в таких вопросах, было чрезвычайно вредно. Устранить это зло, не перестраивая одновременно всей государственной конституции – что было, очевидно, невыполнимо во время войны,- возможно было только в том случае, если в нации установится единодушие, полное взаимное доверие споривших и враждовавших ранее партий, если исчезнет всякое стремление проводить тех или других людей только потому, что они принадлежат к той, а не другой политической партии. И римскому сенату принадлежит та бессмертная заслуга, что он понял это, и еще большая – что он сумел этого достичь.

Сенат не разыгрывал эффектную сцену, он действовал глубоко искренно и глубоко патриотично, когда в полном составе вышел навстречу Варрону, погубившему армию, человеку, который долго и ожесточенно нападал на сенат, и благодарил его, что он не утратил веры в римскую силу и в спасение отечества. Замолкла в сознании великой минуты и та демагогическая болтовня, которой представителем был Варрон. Теперь все римляне забыли свои прежние счеты, споры, разногласия и поставили единою целью отстаивать свое отечество. Группа малодушных, которые легко мирились с мыслью о гибели отечества и готовились выселяться, была грозно остановлена несколькими энергичными людьми, в их числе был и Публий Сципион-сын. Кое-как были снова собраны два легиона, Варрон под благовидным предлогом был отозван от армии в сенат, главное начальство поручено испытанному в борьбе с галлами претору Марку Клавдию Марцеллу. Чуть не все взрослое население явилось к исполнению военных обязанностей, все фабрики, мастерские и мастера готовили оружие, и у всех, от мала до велика, была одна мысль, одно чувство – что мир с победоносным врагом невозможен, что римляне должны победить во что бы то ни стало.

Часто высказывалось мнение, что, если бы немедленно после битвы при Каннах Ганнибал напал на город Рим, он достиг бы полного успеха. Мнение это, однако, неосновательно. В древности осада городов, а тем более штурм очень редко оканчивались успехом, и нет никаких причин думать, что римляне обнаружили какое-то странное малодушие именно тогда, когда им пришлось бы защищать свою столицу. Ганнибал отправился в Кампанию. Здесь он овладел несколькими городами, но Неаполь отбился, отстояли себя и Кумы, Нуцерии и Нола. В одной довольно значительной стычке Марцелл одержал даже верх над самим Ганнибалом. С наступлением зимы Ганнибал расположился на зимних квартирах. Римляне держали наготове три довольно значительных корпуса войск.

Начинали сбываться опасения Ганнибала: неслыханные успехи приносили ему больше затруднений, чем выгод. С одной стороны, римляне лишь удвоили свою энергию и произвели значительные улучшения в командовании армиями, с другой – в Карфагене вспышка патриотизма, вызванная победою при Каннах, скоро остыла и подкреплений Ганнибал почти не получил. Он приобрел союзников, но и меньших числом, и худших, чем ожидал: на его сторону перешли лишь те италийские племена, которые поддались малодушию, а не руководились горячим порывом, те, которые думали не о свободе, а о своевременной замене одного господина другим. Затруднилось положение Ганнибала и в военном отношении: имея завоеванную область и союзников, он не мог уже так свободно, как прежде, менять театр войны и из неожиданности своих движений извлекать большие выгоды. Теперь он должен был защищать свои приобретения, это стесняло его движения, определяло театр борьбы и облегчало задачу римлян.