Герои и чудеса Средних веков - Жак Ле Гофф Страница 30

Вера в существование папессы Иоанны была причиной появления в обряде папской литургии нового предмета и нового ритуала. Предмет – это прорезное седалище, на которое должен был воссесть новоиспеченный папа во время обряда возведения в сан, чтобы исполнитель обряда смог проверить его принадлежность к мужскому полу, дабы избежать возможного повторения эпизода с папессой. Ритуал – это прощупывание, посредством которого исполняющий обряд удостоверялся, что у папы есть мужские половые органы.

Тем временем умонастроения и отношение к папессе меняются. Обряды и легенды, связанные с папой, ищут отображения в фольклоре. В XIX веке каноник Игнаций фон Долингер, собирая и издавая сборник связанных с папством легенд Die Papstfabeln des Mittelalters («Папские побасенки Средних веков»), в центр своей книги помещает историю папессы Иоанны. Еще в IX веке пародийный текст «Вечеря Киприана» изображал пародию на папскую литургию, которая игралась в присутствии папы и императора, и в Риме был учрежден настоящий карнавал: это были празднества в Тестаччо, до нас дошло их описание 1256 года. В это же время ширится, как это хорошо показал Агостино Паравичини Бальяни, и живейшее любопытство, обращенное к телу папы, как в его реальном виде, так и в символической интерпретации.

С другого фланга папессе Иоанне наносило контрудары развитие образа женщины как объекта поклонения. Тут мы сталкиваемся с нормальным балансированием этого имагинарного между добром и злом, достоинством и святотатственным кошмаром. Пока папессу проклинают как связанную с нечистой силой колдунью, она тем временем занимает свое место в процессии блистательных дам, в 1361 году описанной Боккаччо в De mulieribus claris («О знаменитых женщинах»). Это прекрасно выразил Ален Буро: «В 1361 году Иоанна покидает Церковь, чтобы войти в литературу и в женственность».

В это время иконография папессы Иоанны развивается по двум направлениям. Скандальный исторический образ находит отражение в миниатюре, затем в гравюре и сосредотачивается большей частью на сцене родов. Торжественный и полный достоинства образ проходит путь от карнавального к аллегорическому и под конец распространяется в колоде карт таро. Пародийный элемент вдохновляет Рабле в его «Третьей книге» (1546). Когда Панург представляет, как бы он пригрозил оскоплением Юпитеру за то, что тот соблазняет женщин, он орет: «Я его крюком сюда стащу. Я его утихомирю. Знаете, что я с ним сделаю? Черт подери, я ему напрочь оттяпаю яички. Так что и звания не останется. И уж папой ему тогда не быть, ибо testiculos non habet». Тут отсылка к папскому ритуалу очевидна.

Парадоксальным образом новую жизнь в образ папессы Иоанны вдохнуло лютеранство. Неудивительно, что лютеране с удовольствием прикинулись верующими в реальность фигуры, воплощавшей собою все бесчестие римской Церкви. Но очень скоро презрение кальвинистов, а затем и рационалистская критика не оставляют камня на камне от мифа об исторической папессе Иоанне. «Энциклопедия» отводит ей место среди героинь бабушкиных сказок. А Вольтер в «Опыте о нравах» пишет, упоминая об убийстве папы Иоанна VIII в 882 году: «Это не более правдоподобно, чем история папессы Иоанны». Только немецкий театр около 1480 года с успехом показывает историю папессы Иоанны, выведенной на сцене под именем фрау Йетты.

Французская революция испытывает к теме папессы лишь ограниченный интерес, связанный с критическим настроем в адрес религии и Церкви. Известен, впрочем, определенный успех оперы-буфф композитора Дефоконпре, заканчивающийся пародийным вариантом песни «Ça ira»:

Ей-ей, милашка, – без обмана:За нас папеска Иоанна!Тиару папскую напялитИ гордый Рим плясать заставит.Красотка папою теперь!Ох, ох, ох, ох! Ах, ах, ах, ах!А ты ничуть ее не хуже,Ничуть не хуже, верь не верь,И пусть затмится, слово право,Тиары суетная слава!Да будет так! Да будет так!

И все-таки история папессы остается популярной, по крайней мере в Риме. Стендаль в «Прогулках по Риму» (1830), где он переписал большую часть «Путешествия в Италию», изданного Ниссоном в 1694 году, рассказывает:

«Кто мог бы поверить, что сейчас в Риме встретишь людей, придающих большую важность истории папессы Иоанны? Одно весьма значительное и претендующее на верховодство лицо сегодня вечером напало на меня по поводу Вольтера, утверждая, что насчет папессы Иоанны он позволил себе множество нечестивостей».

В конце XIX и начале XX века папесса снова попадает в фавор как «курьез западноевропейской истории». У истоков этого возрождения, скорее всего, стоит бурлескное сочинение «Папесса Иоанна», изданное в Афинах в 1886 году греком Эммануилом Роидисом. Роман Роидиса имел в Европе, где был переведен на все основные языки, успех весьма значительный. На него набросился с критикой Барбе д'Оревильи, его перевел Альфред Жарри (перевод опубликован после его смерти в 1908 году, а на английский был переведен Лоуренсом Дарреллом в 1971-м). Можно предположить, что криминальный роман Жоржа Бернаноса «Преступление» (1935) навеян историей папессы Иоанны. Папесса явилась искусительницей и для кинематографа: в прекрасном фильме Майкла Андерсона «Иоанна, папесса дьявола» ее роль играет талантливая и очень красивая шведская актриса Лив Ульман.

Следы папессы Иоанны искали и в работах, вызывавших самый радушный прием в Соединенных Штатах, – особенно в статьях психоаналитика Люс Иригарэй, – которые исследуют бурные отношения между Церковью и женщинами в истории вообще и в период Средневековья в особенности. Возможно, что фигура папессы Иоанны так и будет маячить навязчивой идеей церковников до тех пор, пока Ватикан и определенная часть официальной Церкви будут стараться держать женщин подальше от церковных официальных постов и отправления священнических обрядов. Образ этой скандальной героини, папессы Иоанны, без сомнения, тревожит подсознание современного Ватикана.

Лис Ренар

Ренар – один из самых оригинальных образов, созданных в Средние века, – даже при том, что, по сути, он родом еще из античных басен Эзопа.

Отголоски его образа есть во всех фольклорах и культурах мира, ибо он воплощает собою весьма определенный социальный и культурный тип – тип трикстера, ловкача-пройдохи, плута и обманщика. В средневековом европейском имагинарном Ренар – это носитель свойства, которое древние греки обозначали словом метис, смесь пород, не закрепляя, однако, его за каким-либо определенным персонажем. Кроме того, лис Ренар выражает сложную суть отношений между человеческим миром и миром животных. Обретя в этой книге место наряду с единорогом, он выступает как пример настоящего животного в отличие от животного легендарного, он – представитель мира, очень привлекательного для мужчин и женщин Средневековья и изобильно отраженного в их культуре и их имагинарном, – мира животных. Еще в ветхозаветной Книге Бытия мы читаем, что Господь приводит животных к человеку, ибо, сотворив их, велит ему самому наречь их разными именами, тем самым позволяя ему поучаствовать в их создании и легитимизируя его владычество над ними. Истоки в этом библейском эпизоде – и вот животные сопутствуют человеку в повседневной жизни всего феодального общества, идет ли речь о домашних животных, тесно связанных с семейным бытом, или о скотине, занятой на полевых работах, то есть об элементах фундаментальной сельской жизни, или же об охотничьих животных, что является миром привилегированным и относящимся уже к социальной группе сеньоров. Эта повседневная житейская близость очень рано, еще в период раннего Средневековья, обрастает сильным символическим смыслом. В животном мире отображены все моральные жизненные принципы общества человеческого, как индивидуальные, так и коллективные. Для мужчин и женщин Средневековья животное – это основной объект для страха или удовольствия, проклятия или приветствия.