Гитлер был моим другом. Воспоминания личного фотографа фюрера. 1920-1945 - Генрих Гофман Страница 30

В первые годы нашего знакомства мы никогда не обсуждали между собой отношение Гитлера к двум крупнейшим конфессиям христианской религии. Только потом, когда проявились разногласия, он определил свою позицию по этому весьма непростому вопросу.

За двадцать пять лет Гитлер пережил полную духовную метаморфозу, которая изменила сам подход к вопросам религии. Однако, несмотря на это, он никогда не относился к церкви с той яростной агрессией, которой отличалась позиция некоторых его подчиненных и гаулейтеров.

– Я нуждаюсь в христианской церкви точно так же, как монархия и другие прошлые формы правления.

За несколько дней до начала войны закулисная борьба усилилась, и Гитлеру пришлось вмешаться.

– Слишком много злословия с обеих сторон, – сказал он. – И хотя я не могу безропотно мириться с сопротивлением церкви, я должен также осудить и ответные меры, принятые с нашей стороны. Я вполне четко объяснил всем моим соратникам, что в случае войны нам понадобится помощь церкви.

Одним из самых фанатичных противников церкви в партии был Борман, обычно Гитлер закрывал глаза на его поступки, но, когда Борман ввел много репрессивных мер, Гитлер не согласился с ним.

Однажды во время войны, когда я находился в Вене, Бальдур фон Ширах, очаровательный молодой человек частично американского происхождения, стройный, спортивного сложения, проницательного ума и увлеченный современными направлениями искусства, который женился на моей дочери Генриетте в 1933 году и стал вождем гитлерюгенда, упросил меня обратить внимание Гитлера на те меры, которые принимались против католической церкви и дискредитировали Третий рейх в Австрии. Он обратился ко мне, как я объяснил Гитлеру, потому, что письма, которые он писал, были изъяты Борманом, прежде чем успели дойти до фюрера. Однако Гитлер проигнорировал мои возражения и удовлетворился тем, что сказал убитым голосом:

– Я совершенно ничего не знаю об этих случаях в Австрии. Вы хотите наговорить мне еще таких же неприятных вещей?

– К сожалению, да. Герр Гитлер, вам известно, что из баварских школ изымаются распятия? Говорят, что гаулейтер Вагнер приказал изъять их по указанию Бормана.

– Вы в этом вполне уверены?

– Я могу представить доказательства! Кроме того, Борман учинил обыски во всех монастырях, чтобы найти там некоторые книги, которыми он собирается пополнить свою обширную антиклерикальную библиотеку. Несколько монастырей попросту закрыли, а старых монахинь, которые прожили там всю жизнь с самой юности, отправили в богадельни, где большинство из них окончат свои дни. Уверен, герр Гитлер, вы не забыли тот случай, когда мы приехали в мюнхенский госпиталь, где все сестры милосердия были католическими монахинями. Вы помните, какое впечатление на вас произвела их самоотверженность? Вы сказали, что не позволите никому из членов партии чинить препятствия этим сестрам милосердия или вмешиваться в их дела.

Гитлер тут же послал за Борманом и в моем присутствии резко сказал:

– Это нужно немедленно прекратить!

Борман со своим «дипломатом» под мышкой выпрямился по стойке «смирно».

– Хорошо, мой фюрер, я немедленно передам ваш приказ по телетайпу всем соответствующим властям.

Потом, бросив недовольный взгляд в мою сторону, он вышел.

Борман собрал все свидетельства, говорившие против церковников, которые только смог отыскать, и опубликовал их одной книгой. Когда она вышла в свет, к Гитлеру обратился кардинал Фаульхабер и получил приглашение на обед в Оберзальцберг. Состоялась беседа, во время которой архиепископ Мюнхена передал Гитлеру прошение о том, чтобы изъять это весьма сомнительное сочинение. Его доводы убедили фюрера, который немедленно приказал Борману уничтожить весь тираж.

Передавая подробности беседы нескольким близким друзьям, Гитлер проявил сдержанность в отношении церковных дел, – признаться, не без примеси политической целесообразности, – которая совершенно отсутствовала у него в более поздние, военные годы. Кроме того что он признавал ум кардинала Фаульхабера и огромное влияние, которым он обладал, Гитлер напомнил нам, что Бавария – страна набожных католиков и что политик, рискующий попирать глубокие религиозные чувства народа, не может называться политиком.

– Истинный народный вождь, – заявил он, – не подчиняет силой, а убеждает в своей правоте. Только против тех, кто, вопреки мнению общества, по-прежнему противостоят ему и тем наносит вред общему делу, он должен прибегнуть к насилию, и тогда он должен быть абсолютно беспощаден.

Многие высокопоставленные прелаты пользовались особым уважением Гитлера. Аббат Шахляйтнер часто приходил к нему, чтобы обсудить церковные дела. Во время посещения рейнского монастыря Марии-Лаах у Гитлера состоялся долгий и оживленный разговор с настоятелем этого знаменитого центра паломничества.

В 1925 году я решил, что настала пора отправить моего девятилетнего сына в школу-интернат, и посоветовался с Гитлером.

– Очень рекомендую вам отправить его в монастырскую школу, – сказал он. – Для молодых людей монастырь – лучшее учебное заведение. У Зимбахского монастыря на Инне, что напротив Браунау, в дни моей юности была отличная репутация.

Этот совет привел меня в изумление, ибо Гитлер конечно же знал, что я протестант. Но я принял его совет, и он отвез моего сына в монастырь на своем новом «мерседесе» и лично препоручил его заботам матери настоятельницы.

– Вы уж сделайте из него порядочного человека, – предупредил он ее, уезжая.

А по дороге домой сказал мне:

– Вам следует сделать монастырю подарок – какую-нибудь хорошую картину.