Федор Сологуб - Мария Савельева Страница 30

В 1900 году умер отец Чеботаревской, и вскоре после этого она вместе с сестрой Александрой отправилась в Париж. Там барышни поступили в Русскую высшую школу общественных наук, основанную юристом и историком, большим либералом Максимом Максимовичем Ковалевским, который принимал на службу профессоров, изгнанных по политическим мотивам из российских университетов. Анастасия Николаевна не только работала личным секретарем у Ковалевского (способность к систематизации данных и усердие, безусловно, потом помогали ей вести дела мужа), но и всячески помогала учащимся. С точки зрения жизненной энергии она определенно была человеком-донором: постоянно устраивала концерты, вечера, лекции для сбора средств в помощь студентам. Одновременно исхитрялась посылать на родину рассказы, статьи об искусстве и писать научную работу о крестьянской общине, склоняясь в это время к марксистским взглядам. По возвращении в Россию, после 1905 года, Чеботаревская преподавала на курсах для рабочих, сотрудничала в «Журнале для всех». Там испытала неразделенную любовь к редактору журнала Виктору Сергеевичу Миролюбову.

Таким жизненным опытом она обладала к тридцати годам, когда состоялось ее знакомство с Федором Сологубом.

Сорокачетырехлетний Федор Кузьмич, которого окружающие считали уже пожилым человеком, всю жизнь прожил бобылем. Его однокашник Иван Попов был уверен, что Сологуб никогда не женится. Но умерла сестра Федора Кузьмича, и писатель «растерялся». «Он был совершенно неприспособлен к жизни, к хозяйству», — писал Попов. Кроме того, он не был готов и к одиночеству. Мотив далекой невесты, звучавший в его лирике, воплощал в первую очередь метафизическую неприспособленность человека к существованию наедине с собой.

В союзе с Чеботаревской, по счастливому стечению обстоятельств, взаимопонимание было дополнено возможностью сотворчества. Как писал Сологуб в романе «Слаще яда», ныне существующие отношения мужчины и женщины должны быть преобразованы и составить союз равных товарищей, поддерживающих друг друга. Федор Кузьмич считал, что любовь — это выражение тяги к недостижимому, а история любви — наиболее точный слепок с души человека: «Все мы любим так же, как понимаем мир». Об этом он писал в 1913 году в предисловии к книге «Любовь в письмах выдающихся людей XVIII и XIX веков», которую составила Чеботаревская. В сборник вошли только те письма, в которых любовь освещает весь круг повседневных переживаний человека; и в творческой судьбе Сологуба и Чеботаревской любовь тоже преобразила весь строй жизни обоих, дав образец для последующих сюжетов Сологуба. Так, в «Творимой легенде» семейная жизнь королевы Ортруды и социальная ситуация в подвластной ей стране тесно связаны. Разваливается брак королевы — и вместе с этим надвигается крах всего государства. Любовь и жизнь, по Сологубу, неразделимы с тех пор, как полюбишь.

В тех романах Сологуба, которые в своей основе автобиографичны, любовный союз — это чудо понимания всеми отверженного персонажа, о котором ползут подозрительные слухи и который открывается только своей невесте. Так было с Логиным и Анной в «Тяжелых снах», с Триродовым и Елисаветой в «Творимой легенде». Похожим образом воспринимал свои отношения с женой и сам Сологуб. Большинству критиков он не доверял и презирал их, близкой дружбы, как правило, сторонился. Как признавался Федор Кузьмич много позже, он хотел бы иметь такого критика, который всю жизнь хвалил бы его одного. Идеальная форма восприятия искусства, в частности идеальная театральная постановка, тоже представлялась ему как общение актера и зрителя один на один. Таким безмерно преданным критиком, читателем, зрителем стала для него Анастасия Чеботаревская.

Ее собственные представления об отношениях полов были туманнее. Название сборника рассказов «Слепая бабочка» было взято Сологубом из фразы Чеботаревской о женской любви. Когда однажды в минуту раздора он спросил: «Зачем же ты меня полюбила?», Чеботаревская ответила:

— Разве мы что-нибудь знаем об этом? Мы — как слепые бабочки.

Небывало активной и в своем роде одаренной Анастасии Николаевне всё же нужен был материал для осмысления, которым она могла бы духовно питаться и которому могла бы отдавать свои силы. Как критик, переводчик, составитель сборников она была талантливее, чем в роли писательницы. После смерти жены Сологуб признался в том, какие тексты были написаны супругами вместе и подписаны только его именем ради скорейшей публикации и более высокого гонорара. Среди них — рассказы «Старый дом» и «Путь в Дамаск». Первый из них затянутый, второй — претенциозный, с совершенно искусственным и надуманным сюжетом, оба рассказа сентиментальны. Сологуб, впрочем, с трудом замечал отсутствие чувства меры в чужом творчестве. Чеботаревская же считала, что публика не может распознать ее соавторства, и расценивала это как тайное подтверждение своего дара. Справляясь у критика Александра Измайлова (сотрудника газеты «Биржевые ведомости») о судьбе своей статьи «В защиту военной литературы», она писала: «Увы! при жизни Ф. К. я не могу и не хочу открыть той роли, которую я играю в его работе, и одно это уже, казалось бы, дает мне право на печатание» ^[21]. В ее праве печататься, конечно, никто не сомневался, Анастасия Николаевна намеренно распаляла страсти вокруг задержки статьи. Но в оценке своего творчества она ошибалась, как и в расчетах пережить знаменитого мужа.

В качестве исследователя Чеботаревскую нередко занимали чисто женские интересы: любовь в письмах великих людей, образ женщины на грани исторических эпох. В книге «Женщина накануне революции 1789 г.» она справедливо писала о том, что в каждую эпоху любовь понимается по-разному, и восхищалась французскими дамами XVIII века, которые имели больший авторитет, чем их мужья. В замужестве они искали веселой, свободной жизни и были в этом, по мнению Чеботаревской, более искренними, нежели современные женщины. Вывод был весьма эпатажен, и всё же, несмотря на страсть к внешним проявлениям раскованности, в домашней обстановке Чеботаревская была самой преданной женой и сотрудницей.

Современники справедливо писали, что она обожала мужа. Сологуб вспоминал, как ее больше, чем его самого, огорчали неудачи супруга и нападки на его книги. Сухую биографическую справку о Сологубе его жена заключала в возвышенном тоне, с использованием аллегорий: «Эта жизнь, богатая трудом, уединением и лишениями, посвящена была исключительно творчеству и служению Искусству и Мечте, которая Сологубом недаром ставилась выше Реальности». Так же свято Чеботаревская чтила интересы мужа, взаимодействуя с редакциями, писателями, критиками. Ей всюду мерещилась травля, критика была ее злым наваждением. Анастасия Николаевна даже хотела учредить профессиональную «Лигу для взаимоподдержки товарищей», однако сама поняла, что этим дела не поправить.

Упреки критиков казались ей оскорблениями, поскольку профессиональные мотивы для Чеботаревской слишком тесно смешивались с личными. Странно в этих обстоятельствах лишь одно: к моменту замужества Анастасия Николаевна имела немалый критический опыт и должна была понимать специфику этой работы. Знакомство с писателем часто вредит объективности, которая для критика равносильна свободе слова. Обратившись к переписке Чеботаревской того периода, когда она еще не поселилась вместе с Сологубом, мы находим ее в совсем иной роли: Анастасия Николаевна выступает как критик, которым писатели, конечно же, не всегда бывают довольны. В письме от 4 мая 1907 года поэт Дмитрий Цензор просит отозвать из газеты «Товарищ» заметку, написанную Чеботаревской о его книге: «Вы… говорите о книжечке как об сборнике, где я как будто стремлюсь дать свою физиономию и зрелость как поэта. И вы ни одним словом не обмолвились о том, что это только часть, случайная и даже не столь характерная для меня». По сути, оказывая такого рода давление, поэт злоупотреблял добрым знакомством с Чеботаревской, ведь читатель основного тиража сборника вовсе не обязан быть знаком с автором и его соображениями, не вошедшими в книгу. Обсуждаемая заметка в «Товарище» в течение 1907 года так и не появилась.