Павел I - Алексей Песков Страница 30

Но это еще не все.

Пока граф Ростопчин приступал к исполнению нового старого проекта, сам император публично сообщил Европе о своем намерении решить военные споры рыцарским поединком. Вот что об этом рассказывает очевидец: «16 декабря, в воскресенье, в восемь часов утра граф Пален прислал ко мне полицейского офицера с приказанием немедленно явиться к нему <…>. Сердце мое затрепетало; жена же моя должна была прибегнуть к помощи лекарств <автор недавно вернулся из сибирской ссылки>. Когда я приехал, граф Пален сказал мне с улыбкою, что император решился разослать вызов или приглашение на турнир ко всем государям Европы и их министрам и что он избрал именно меня для того, чтобы изложить этот вызов и поместить во всех газетах <…>. Мы поехали к императору. Граф вошел сперва один в его кабинет, потом, вернувшись <…>, повел меня с собою к императору <…>. Государь стоял посреди комнаты. По обычаю того времени, я в дверях преклонил одно колено, но Павел приказал мне приблизиться, дал мне поцеловать свою руку, сам поцеловал меня в лоб и сказал мне с очаровательною любезностью:

– Прежде всего, нам нужно совершенно помириться. – <…> После того зашла речь о вызове на поединок <…>. – Я желаю, чтобы это, – указывая на бумагу, которую он держал в руках, – было помещено в «Гамбургской газете» и в других газетах. – Затем он дружески взял меня под руку, подвел к окну и прочел эту бумагу, написанную им собственноручно на французском языке.

Вот ее содержание: «Из Петербурга сообщают, что российский император, видя, что европейские державы не в состоянии примириться между собою, и желая прекратить войну, разоряющую Европу уже 11 лет, собирается выбрать место, куда он пригласит всех других государей, чтобы им встретиться друг с другом в честном поединке, имея в качестве оруженосцев, герольдов и судей своих просвещеннейших министров и искуснейших генералов, таких, как Тугут, Питт, Бернсторф; ^[35] сам же он предполагает взять с собою генералов Палена и Кутузова. Можно ли доверять этому известию – неясно; но, судя по всему, сообщение сие не лишено оснований, имея отпечаток тех качеств, в коих российского императора часто обвиняли» <…>. При последних словах он от души засмеялся. Я учтиво улыбнулся <…>.

– Вот, возьмите, – продолжал он, передавая мне бумагу, – переведите это на немецкий язык <…>.

На другой день он пожаловал мне прекрасную табакерку в две тысячи рублей» (Коцебу. С. 293–294; Анекдоты. С. 179–182).

Вряд ли император Павел всерьез предполагал, что кто-то из европейских государей всерьез откликнется на его картель (никто, натурально, не отозвался) – ему нужно было другое: показать Европе, что накануне новой большой войны русский царь остается честным рыцарем, ищущим только справедливости, и что его добрая воля направлена на восстановление мира и стабильности в Европе. – В общем, он действовал, хотя и несколько экстравагантно, но вполне соответственно тому, как действовал бы на его месте любой политик, заботящийся о предназначении и потенциале вверенной ему державы: то есть говорил одно, а делал другое.

Но и это еще не все.

В декабре император Павел и первый консул Наполеон Бонапарт обменялись приветственными посланиями. «Долг тех, кому Господь поручил власть для управления народами, – писал наш император их консулу, – мыслить и заботиться об их благополучии <…>. Я не говорю и не собираюсь обсуждать ни права, ни разные способы правительствования, кои существуют в наших странах. Попробуем вернуть миру покой и тишину, столь необходимые и так очевидно соответствующие непременным законам Провидения. Я готов вас выслушать <…>. Да хранит вас Господь. Павел» (Сб. РИО. Т. LXX. C. 27–28).

Все сие означало, что следующий год – первый год нового столетия начнется с такой коалиции, какую Европа на своем восемнадцатом веку не видала: «Подготовляя союз с Францией, Павел <…> заключил союз с Швецией. К этому союзу примкнули Дания и Пруссия, так что против английского флота в Балтийском море создалась внушительная эскадра 4-х северо-восточных держав, задача которой была по преимуществу оборонительная. Наступательную же войну Павел предполагал вести в союзе и при деятельной поддержке Франции. Наполеон должен был сделать диверсию нападением на берега Англии» (Клочков. С. 311).

Решено было перекрыть английскую торговлю с Китаем, для чего к китайским берегам собирались выйти из Камчатки наши военные фрегаты, и начать совместно с первым консулом Франции завоевание у англичан Индии. 12-го января нового года император Павел отдаст приказ атаману казачьего войска Донского: «Англичане приготовляются сделать нападение флотом и войском на меня и на союзников моих <…>. Нужно их самих атаковать и там, где удар им может быть чувствителен и где меньше ожидают. Заведения их в Индии – самое лучшее для сего. От нас ходу до Индии <…> месяца четыре <…>. Приготовьте все к походу <…>; все богатство Индии будет вам за сию экспедицию наградою <…>. Карты мои идут только до Хивы и до Амударьи реки, а далее ваше уже дело достать сведения до заведений английских и до народов индейских, им подвластных» (Шильдер 1996. С. 400). ^[36]

Вот теперь все.

Как было английскому правительству не хлопотать о перемене правления в России? – И вряд ли некоторые проницательные современники без оснований думали, что «будто бы катастрофа, закончившаяся смертью Павла, была делом рук Англии и английского золота» (Саблуков. С. 95–96). По преданию, граф Пален, подговаривая одного из генералов стать на сторону революции, сказал ему: «Группа наиболее уважаемых людей страны, поддерживаемая Англией, поставила себе целью свергнуть жестокое и позорное правительство и возвести на престол наследника великого князя Александра» (Шиман. С. 20; со ссылкой на неизданные записки Н. С. Свечина).

Вряд ли мы когда-нибудь узнаем подробности. Впрочем, даже если узнаем, они сообщат нам лишь суммы: кто сколько получил, – но общее содержание не изменится.

И точно мы никогда не узнаем, какой была бы история девятнадцатого столетия, если бы графу Ростопчину удалось исполнить свой потемкинский проект, донским казакам омыть сапоги в водах Индийского океана, а Павлу Первому и Наполеону Бонапарту поровну поделить меж собой сферы влияния.

Го д 1800-й утекал в вечность, урна времян изливала последние месяцы осьмнадцатого столетия. Счет царствованию императора Павла пошел на дни и часы.

«Давно уже яд начал распространяться в обществе. Сперва испытывали друг друга намеками; потом обменивались желаниями; наконец открывались в преступных надеждах» (Коцебу. С. 320). – «Душою заговора и главным действователем был граф Пален» (М. А. Фонвизин. С. 158). – «С ним во главе революция была легка; без него почти невозможна» (Коцебу. С. 321).