Тайна Магдалины - Кэтлин Макгоуэн Страница 30

— Что это? — воскликнул Питер. Пока Тамми объясняла ситуацию со светом, Питер повернулся и увидел статую отвратительного демона, скрючившегося у входа в церковь.

— О, это Рекс. Привет, Рекс, — Тамми игриво похлопала демона по голове. — Он что-то вроде официального талисмана Ренн-ле-Шато. Как и со всем остальным здесь, существуют горы теорий по поводу него. Одни считают его демоном Асмодеем, хранителем секретов и спрятанных сокровищ. Другие говорят, что это — Rex Mundi из катарской традиции, и я лично разделяю это мнение.

— Rex Mundi. Князь Мира? — перевел Питер.

Тамми кивнула и принялась объяснять Морин:

— В Средние века катары господствовали на этой территории. Вспомни, церковь существует здесь с 1059 года, когда катаризм достиг своего пика. Они верили, что хранителем земной поверхности является падшее существо, демон, которого они называли Rex Mundi — Князь Мира. Наша душа должна постоянно бороться, чтобы победить Рекса и достичь Царства Божьего, царства духа. Рекс воплощает собой все земные, все материальные искушения.

— Но что он делает в освященной католической церкви? — спросил Питер.

— Покоряется ангелам, конечно. Посмотрите туда, над ним. — Скульптуры четырех ангелов, образующие знак креста, стояли за спиной у демона, возвышаясь над купелью со святой водой в форме гигантской раковины моллюска-гребешка.

Питер вслух прочитал надпись, а потом перевел ее на английский:

— Par ce signe tu le vaincrais. Этим знаком я побеждаю его.

— Добро побеждает зло. Дух подавляет материю. Ангелы против демонов. Не ортодоксально, да, но очень в духе Соньера. — Тамми провела рукой по шее демона. — Видите? Несколько лет назад кто-то пробрался в церковь и отрезал голову Рекса. Это — замена. Никто не знает, был ли это охотник за сувенирами или разгневанный католик, который таким образом протестовал против дуалистического символа на освященной земле. Насколько я знаю, это единственная статуя демона в католической церкви. Правильно я говорю, падре?

Питер кивнул.

— Должен сказать, что не видел ничего подобного в Римской католической церкви. По существу это богохульство.

— Катары были дуалистами. Они верили в две противоположные божественные силы, одна стремится к добру и занимается очищением сущности духа, а другая стремится к злу и прикована к испорченному материальному миру, — объяснила Тамми. — Посмотрите сюда, на пол.

Она обратила их внимание на плитку, которая покрывала пол церкви. Плитки были двух видов — угольно черные и ослепительно белые — и лежали в шахматном порядке.

— Еще одна уступка дуализму со стороны Соньера — черное и белое, добро и зло. Более чем эксцентричный дизайн. Но я думаю, что Соньер был умен, как черт. Он родился всего в нескольких милях отсюда и понимал местный менталитет. Он знал, что его прихожане вели свое происхождение от катаров, и у них были веские причины не доверять Риму даже спустя несколько веков. Не в обиду будет сказано, падре.

— Не страшно, — ответил Питер. Он уже начал привыкать к колким замечаниям Тамми. Это было вполне добродушное подшучивание, и он не придавал ему значения. Язвительность Тамми действительно начинала ему нравиться. — Церковь сурово обошлась с катарской ересью. Я могу понять, почему это все еще задевает местное население.

Тамми повернулась к Морин.

— Единственный официальный крестовый поход в истории, когда христиане убивали других христиан. Папская армия устроила резню катаров, и никто здесь никогда этого не забудет. Так что, открыто дополняя свою церковь катарскими и гностическими элементами, Соньер создавал обстановку, где его паства чувствовала бы себя комфортно. Следовательно, росла посещаемость церкви и доверие к ней. Это сработало. Местное население любило его, почти преклонялось перед ним.

Питер прошелся по церкви, подмечая все. Каждый элемент внутреннего убранства был необычным. Все было кричаще ярким, чрезмерно пестрым и безусловно нетрадиционным. Там были раскрашенные гипсовые статуи малопривлекательных святых, таких, как Святой Рох, поднимающий свою тунику, чтобы показать раненую ногу, или Святая Жермена, вылепленная из гипса в виде юной пастушки с ягненком на руках. В каждой детали убранства церкви было что-то неправильное или необычное. Особенно бросалась в глаза изображенная почти в полный рост сцена крещения Иисуса с возвышавшимся над ним Иоанном Крестителем — нелепо одетым в совершенно римского вида тунику и накидку.

— Почему кому-то понадобилось одеть Иоанна Крестителя в римскую одежду? — спросил Питер.

На краткий миг тень пробежала по лицу Тамми, но она не ответила. Вместо этого она подвела их к алтарю и продолжила свой рассказ:

— Местная легенда гласит, что Соньер сам раскрасил некоторые скульптуры. Мы почти уверены, что он приложил руку, по меньшей мере, к части запрестольного образа. Он был одержим нашей Марией. — Морин последовала за Тамми к центральной части алтаря, которую составлял барельеф Марии Магдалины. Ее окружали обычные символы: у ног лежал череп, рядом — книга. Она пристально смотрела на крест, очевидно, сделанный из живого дерева.

Питер сосредоточил свое внимание на рельефных пластинах, изображающих остановки на Крестном пути. Как и статуи, каждое художественное произведение содержало странную деталь или отличительную черту, которая противоречила церковной традиции.

Они исследовали все причудливые элементы внутри церкви, и каждый новый камень только добавлял загадок к окружавшей их тайне.

Вдруг без предупреждения в церкви раздался резкий щелчок, и они погрузились в непроглядную тьму.

В абсолютной темноте Морин запаниковала. Тени, которые следовали за ней даже при солнечном свете, здесь начали ее просто душить.

— Питер! — закричала она.

— Я здесь, — крикнул он в ответ. — Ты где? — Акустика в церкви заставляла звук отражаться от стен, поэтому было невозможно понять, кто где находится.

— Я у алтаря, — отозвалась Морин.

— Все в порядке, — крикнула Тамми. — Без паники. Наше время только что истекло.

Тамми поспешила к двери и впустила внутрь дневной свет, позволив Питеру и Морин найти друг друга. Морин схватила Питера за руку и выбежала из церкви, предусмотрительно отвернувшись, чтобы ненароком снова не увидеть статую демона.

— Я знаю, что это дело техники, но у меня мороз пошел по коже. Вся церковь такая… жуткая. — Морин дрожала, несмотря на жаркое солнце Лангедока, которое приближалось к зениту. Эта потусторонняя деревня, о которой забыло время, вызывала у нее тревожное чувство, полностью выходя за рамки ее жизненного опыта. Здесь возникало ощущение хаоса, затаившегося в глубине. Хотя сама деревня выглядела почти пустынной, тишина этого места оглушала. Морин взглянула на свое запястье и вспомнила, что ее часы стоят с тех пор, как она приехала сюда. Этот факт усилил ее беспокойство.

У Питера были вопросы к Тамми, пока она вела их обратно через сад и вокруг виллы «Вифания».