Осиновый крест урядника Жигина - Михаил Щукин Страница 30

Константин Владимирович отодвинул пустую чашку в сторону, хотел подняться, но Александр Николаевич поморщился и махнул рукой: сидите, без церемоний… Нетрудно было догадаться, что после рассказа о большой семье Каштальяновых ему совсем не хотелось слушать полицмейстера, который ничего радостного и душевного не сообщит. Совсем наоборот.

Так оно и получилось. Сам того не желая, Константин Владимирович испортил настроение генерал-губернатору:

— Окончательно дело с ограблением банка еще не прояснилось, оно только начинает проясняться. Но первые выводы можно уже сделать. Поэтому я счел своим долгом немедленно вам доложить следующее: имена и паспорта грабителей, как мы и предполагали, фальшивые, в сотрудниках страхового общества «Якорь» таковые не числятся. Кто они такие на самом деле, мы сейчас пытаемся установить. Но самое главное, Александр Николаевич, не в этом…

— В чем же тогда?

— Самое главное в том, что деньги не являлись главной целью ограбления…

— Не понимаю!

— Конечно, деньги немалые. Но одновременно с ними из банка исчезли документы, хранившиеся в особом секретном сейфе. И стоят эти документы намного больше, в сотни раз больше, нежели деньги, с которыми сбежал грабитель.

— И что это за документы?

— По нашим сведениям, некий негласный договор между Сибирским торговым банком и господином Парфеновым, который, как вам известно, является владельцем трех приисков. И самое интересное заключается в том, что о пропаже этого договора ни управляющий банком Зельманов, ни господин Парфенов нам не заявили. А служащий банка, некто Азаров, имевший ключи и доступ к секретному сейфу, бесследно исчез ровно в день ограбления и до сих пор не объявился.

— Это вам в банке сказали?

— Нет, в банке об исчезновении Азарова нам также ничего не сказали.

— А откуда узнали?

— На этот вопрос я бы, Александр Николаевич, предпочел не отвечать, потому что в нашей работе есть свои секреты, и я бы не хотел их раскрывать. Но если вы настаиваете…

— Да ничего я не настаиваю, и так ясно, что у вас в Сибирском банке свой лазутчик сидит, ну, пусть сидит, может, какая польза от него будет. Меня другое сейчас интересует — что дальше? Неужели Парфенов с банком аферу задумали? Не верю… Дальше-то — что? Вы говорили — мой совет нужен. И чего я вам советовать должен?

— Совет ваш всегда нужен, Александр Николаевич. Считаю своим долгом, чтобы вы полностью находились в курсе расследования. Так вот, теперь мы постараемся выяснить — куда и по какой причине исчез Азаров, и, складывается у меня такое предчувствие, что в результате этих расследований может получиться не совсем приглядная история. Поэтому я осмеливаюсь намекнуть вам, чтобы не имели вы тесных отношений ни с Сибирским банком, ни с господином Парфеновым, по крайней мере до определенного времени, пока мы все не выясним.

— Хитер наш полицмейстер, хитер, — Александр Николаевич взъерошил пышную бороду и прищурил глаза, вглядываясь в своего собеседника, — явился якобы за советом к губернатору, а на самом деле ему дает советы…

— Александр Николаевич…

— Не оправдывайтесь, помолчите. Я на этом свете не первый день живу. За предупреждение — спасибо. А что касается моего совета… Совета не будет, а будет мое прямое указание — расследуйте так, как предписано законом. Не оглядывайтесь ни на Парфенова, ни на банк, они мне не крестники. Это вы от меня хотели услышать?

— Так точно.

— Еще чайку желаете? Ну, воля ваша. Прощаться я с вами не прощаюсь, мы же сегодня еще увидимся. На благотворительный вечер, надеюсь, вас пригласили?

— Да, получил личное приглашение от вашей супруги.

— Вот и хорошо. Не смею больше задерживать.

4

Супруга генерал-губернатора, Ирина Алексеевна, отличалась деятельным характером и наивным желанием облагодетельствовать всех бедных, убогих и страждущих. Она собирала средства на приюты и школы, по праздникам лично развозила подарки в больницы и в тюрьму, устраивала благотворительные вечера, а еще имела одну милую слабость, которую, впрочем, ярское общество ей доброжелательно прощало, хотя за глаза многие посмеивались, иногда довольно ехидно, но беззлобно. Слабость же Ирины Алексеевны заключалась в том, что она любила на благотворительных вечерах лично петь со сцены оперные арии. Голос у нее был не ахти какой и больше бы подходил для домашнего музицирования в узком кругу гостей, но, как говорится, сердцу не прикажешь…

Пела она и в этот вечер в зале Общественного собрания.

Ей благожелательно аплодировали, кто-то из партера даже крикнул «браво!», и была Ирина Алексеевна совершенно счастливой. В разгар вечера, когда уже начались танцы, она подошла к Марфе Шаньгиной и удостоила ее разговора, благожелательно погладив по плечу:

— Я вам хотела сказать, голубушка, что вы напрасно переживали. Я же обещала вам, что все пройдет замечательно.

Марфа прижала руки к высокой груди, на щеках вспыхнул румянец, и голос зазвенел трогательно и искренне:

— Даже и не знаю, как вас благодарить, Ирина Алексеевна! Пусть Господь любит вас за вашу добросердечность! Низкий вам поклон хочу…

— Ну-ну, голубушка, мы же не на паперти, чтобы в пояс кланяться. Это вас нужно благодарить, что вы благое дело задумали. Если будут какие-то просьбы, непременно обращайтесь, постараюсь сделать, что в моих силах. Простите, голубушка, но меня, кажется, зовут…

Она еще раз погладила Марфу по плечу и направилась к дамам, которые призывно поглядывали на нее, приглашая к разговору, видимо, им хотелось сообщить что-то очень важное.

Марфа осталась одна посреди пестрого многолюдья и собиралась уже идти к выходу, чтобы отъехать домой, как вдруг появился перед ней странный господин. Небольшого роста, чернявый, с большой лысиной и очень подвижный: он словно не ходил, а танцевал, и даже, когда остановился, ноги у него продолжали двигаться, то он их поднимал и опускал, то переставлял с пятки на носок, и речь его была столь же торопливой и суетливой, как и движения:

— Милостивая государыня, мы с вами не знакомы и не представлены друг другу, но я думаю, что это обстоятельство не помешает нам побеседовать по одному весьма щекотливому поводу. Видите ли, я в некотором роде… Пардон, зовут меня Христофор Кудрявцев, пардон еще раз, это мой творческий псевдоним, я являюсь репортером «Губернских ведомостей» и хотел бы задать вам один вопрос, не касающийся сегодняшнего прекрасного вечера, о котором я напишу непременно в радужных красках… Вопрос у меня совершенно иной — насколько мне известно, вы находитесь в дружеских отношениях с бывшей актрисой Магдалиной Венедиктовной Громской, часто у нее бываете и даже в некотором роде опекаете… Так вот, не могли бы вы представить меня Магдалине Венедиктовне… Очень мне нужно, очень… Не откажите в любезности, уважаемая Марфа Ивановна… Я в долгу не останусь… Я вам приватно, в ваше розовое ушко, кое-что нашепчу, очень и очень интересное… Я случайно, совершенно случайно, услышал сегодня разговор господина Парфенова, и Павел Лаврентьевич упоминал ваше имя в странном контексте… Я бы мог рассказать, если вы мне окажете услугу…