Быстрее молнии. Моя автобиография - Усэйн Болт Страница 30

Бах! Бах! Бах! В первые несколько недель благодаря мощному старту Даниэль часто оказывался впереди меня в начале гонки. Когда в первый раз я обогнал его на 40 метров, я понял, что это большой успех. Но затем это повторилось снова и снова. Я побеждал, поскольку нашел новый инструмент для самосовершенствования. Я добивался серьезной скорости, и Даниэль уже не мог справиться со мной несмотря на прекрасный старт.

Однако иногда я работал слишком усердно. Бывали вечера, когда силы испарялись, и если утомление нельзя было больше терпеть, я просил тренера дать мне выходной. 24 часов восстановления сил обычно хватало, чтобы прийти в норму. Я стал очень сильным. Я знал, что теперь мои физические возможности позволят стремглав обогнать на повороте Тайсона, Уоллеса и остальных спринтеров на 200 метрах. На 100 метрах я тоже стал значительно быстрее.

Завершение третьего семестра в трехлетнем плане тренера Миллса оказалось успешным и обошлось без травм. Как он и предсказывал во время первой встречи, я был полностью готов к Олимпийским играм.

* * *

Тренер работал со мной на обеих дистанциях: 100 и 200 метров, и я собирался участвовать во всех крупных забегах против сильнейших соперников.

Если у меня возникали вопросы по тактике тренировок, я держал их при себе, потому что был всего лишь 21-летним парнем и не мог указывать тренеру, что делать. Я участвовал во всех забегах, каких мог, и срывался со стартовых блоков вместе с Тайсоном Гэем и Асафой Пауэллом. Но я уже не волновался, потому что побеждал на обеих дистанциях, и мое время буквально взрывало сознание людей, да и мое тоже.

Первая встреча в сезоне 2008 года проводилась в Спениш-Тауне на Ямайке, и доказательством того, что время на стометровке на Крите не было случайностью, стал пробег дистанции за 10,03 секунды. После забега мы с тренером присели на краю трека, чтобы обсудить цифры. Мы решили, что теперь в идеале я должен пробегать 100 метров за 9,87 секунды, а лучше за 9,86, но это потребует от меня напряженного труда и серьезной подготовки. Никто из нас не мог представить, что я смогу бежать быстрее. Но вскоре пришло время майских соревнований в Кингстоне.

Я должен был бежать 100 метров на турнире «Ямайка Invitational». Эти соревнования появились недавно и еще не привлекали к себе большого внимания общественности, поэтому трибуны здесь не были заполнены так, как на Международном юниорском чемпионате в 2002 году. И все же атмосфера того вечера была накалена. Все фанаты были возбуждены, и я поддался нервной атмосфере, поэтому вышел из стартовых блоков медленно, хотя быстро наверстал упущенное. Я обогнал остальных атлетов на 10–15 метров и слегка замедлился в конце, чтобы финишировать спокойно.

Я не придавал значения популярным теориям. Победа на стометровках не может быть легкой из-за моего роста. Но вот что не осознавали ни я, ни тренер, так это то, что на последних метрах стометровок рост был мне как раз на руку. Каким-то образом мне удавалось делать большие шаги на высокой скорости, что было неслыханно при моем росте. У меня был необычный дар: я был на пять дюймов выше всех своих соперников, но на короткой дистанции умудрялся бежать быстрее, чем все они. Тренер позже подсчитал, что я делаю 41 шаг на отрезке в 100 метров, тогда как остальные ребята делают по 43, 44 или 45. Это были хорошие новости, у меня был серьезный прогресс даже при трудностях на стартовых блоках. Неудачные старты остались позади, у меня хватало мощи, чтобы догнать остальных уже через 30 метров [11].

В Кингстоне победа, которой я добился, обогнав стартовавшую быстрее меня группу, стала для меня новым ощущением, и когда я посмотрел на таймер, то пришел в восторг. Впервые я пробежал со временем 9,80 секунды, что было даже лучше, чем предполагали мы с тренером. Но все это было хорошо на Ямайке, где популярно мировоззрение «зачем делать сегодня то, что можно отложить на завтра», и время моей гонки не было исключением. Через несколько мгновений цифры на часах моргнули, и время исправилось на 9,76 секунды.

«Боже мой, – подумал я. – Какое время!»

Я слышал гудение вокруг трека. Люди радовались, кричали, безумствовали. Но ощущение невероятности происходящего не покидало меня. Время, которое я показал, было вторым после мирового рекорда Асафы в 9,74 секунды, и, когда новости облетели всю планету, многие фанаты, возможно, подумали одно и то же: «Какого черта?!»

Когда об этом узнали в Штатах, злые языки тут же нашли способ очернить меня. Мой результат подвергался сомнению, журналисты утверждали, что часы были сломаны и судьи зачли мне неверное время. Это была ерунда, потому что часы на Национальном стадионе в Кингстоне показали неправильное время сначала, а потом переключились на точный результат. Критика была ожидаема. Соперничество между США и Ямайкой в отношении атлетики продолжалось уже давно, и американцев, естественно, раздражало, что мы стали лидировать в спринте.

Но не только фанаты были возмущены. Вскоре Уоллес признался мне, что у него возникли проблемы в команде из-за нашего общения на треке. Им не нравилось, что мы разговариваем на соревнованиях, особенно в год Олимпиады. Тренеры Уоллеса приходили в бешенство, когда он уважительно отзывался обо мне в интервью, а однажды они даже стали его запугивать.

«Не говори хорошо о Болте! – было дано распоряжение Уоллесу. – Говори, что ты одолеешь его. Перестань называть Усэйна Болта великим атлетом. Прекрати улыбаться перед камерами и перестань крутиться вокруг него. Образумься».

Придирки к часам были еще одним подтверждением продолжающегося соперничества двух наций. Многие хотели отменить мой результат, доказав неполадки в ямайской системе хронометрирования. Когда я пробежал со временем 9.92 в Испании несколько недель спустя, американские недоброжелатели воспользовались этим, чтобы опровергнуть мой результат в Кингстоне.

– Видите? Он не так уж хорош, как все думали! – кричали они.

А что думал я? Говорите, что хотите, – мне все равно.

Да и какого черта я должен об этом переживать? Мне был 21 год, и это была всего моя четвертая гонка на 100 метрах, к тому же я удивил самого себя. Мне было приятно, что я удивил американцев. Это означало, что мое имя было теперь у всех на слуху.