Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы - Дитрих фон Хольтиц Страница 30

Штаб 17-го армейского корпуса несколькими днями ранее расположился в месте бреши в румынском фронте севернее Морозовска. Три сильно потрепанные немецкие дивизии и остатки беспорядочно бежавших румынских войск заняли заново созданную линию фронта по Чиру. Тем самым был на время остановлен наступательный порыв русских, которые устремились в южном и юго-западном направлении. Попытка нанести контрудар силами уже упоминавшихся мною 22-й немецкой танковой дивизии (а также 14-й танковой. – Ред.) и 1-й румынской танковой дивизии провалилась, и они были разгромлены (а разбитая 14-я танковая дивизия была отброшена к Сталинграду, где и прекратила существование позже в окружении). Эти дивизии допустили технические и тактические ошибки. Немецкая дивизия была оснащена чешскими танками, половина которых не сдвинулась с места в результате «общей атаки» мышей, перегрызших провода за то время, что машины были укрыты в вырытых в земле ямах. На вооружении румынской дивизии стояли немецкие танки, но ее личный состав получил самую поверхностную подготовку. Румынские механики-водители в большинстве своем даже не умели завести плохо знакомые им машины. Немецкий генерал, разумеется, не мог нести ответственность за такой порядок вещей, тем не менее Гитлер снял его с должности и отдал под суд. Меня назначили командовать этими двумя дивизиями, приказав бросить их на участок, где было особо важно помешать прорыву русских.

После короткой паузы русская армия возобновила наступление и нанесла удар по участку фронта, удерживаемому 17-м армейским корпусом. Она совершила прорыв на левом фланге и – вскоре повернув на юг – осуществила свой первоначальный план, начав наступление на Морозовск. Одновременно русские продолжали развивать наступление на широком фронте северо-западнее, против стоявших на Дону итальянских дивизий, обратив их в беспорядочное бегство. Немецкие и румынские соединения 17-го армейского корпуса были окружены с трех сторон, что создало крайне критическую ситуацию. Штаб 17-го корпуса под ударами передовых русских танковых подразделений был эвакуирован к югу и оказался неспособным руководить действиями своих дивизий.

Я как раз находился на фронте моих румынских дивизий, когда узнал, что, в результате действий противника, командование корпуса утратило контроль над входящими в него частями. Я сразу же, как только смог, собрал старших офицеров и объявил им, что, ввиду серьезности положения, считаю своим долгом принять на себя командование корпусом вплоть до того момента, когда выведу его из окруженного сектора. А наше положение ухудшалось с каждым часом. В тылу у нас непрерывным потоком русские танки шли на юг, в направлении аэродрома у Морозовска, являвшегося главной базой снабжения Сталинграда[53]. В тот момент я даже не знал, остается ли этот городок еще в наших руках. Не знал я также и того, атакован ли участок фронта южнее нашего и держится ли он еще.

Прежде чем начать задуманный бросок в южном направлении, я приказал нашим дивизиям произвести несколько ограниченных атак с целью ввести противника в заблуждение. Также я попросил генерала, командующего румынской дивизией, человека пожилого и получившего военное образование французского образца, принять на себя общее руководство операциями. Мне в тот момент казалось крайне важным любыми способами удержать румын рядом с нами, поскольку успех нашего плана в значительной степени зависел от доброй воли и послушания румынских генералов. К тому же мне приходилось считаться с некоторой обидчивостью командиров немецких дивизий, имевших более высокие звания, чем я. Поэтому я сказал моим немецким товарищам, что в ближайшие дни я лично приеду отдать им приказы. В следующие три дня все необходимые меры были приняты без возражений. У меня не было штаба и имелись очень немногочисленные средства управления, взятые мною из моей танковой дивизии.

На следующий день после Рождества[54] прибыл офицер румынского штаба, чтобы объявить мне, что, по приказу его генерала, румынские дивизии этой ночью выступают на юг одни. Он сказал, что они получили приказ возвращаться в Румынию.

Русская пропаганда отлично поработала. Накануне с русских самолетов на румынские позиции были сброшены листовки, в которых говорилось, будто германское правительство отдало венграм новую порцию румынской территории, после чего Румыния объявила войну Венгрии, и теперь ей нужны ее дивизии для защиты своей страны. Этот вопрос был очень щекотливым для румын, и те всегда испытывали недоверие к германскому правительству.

Часы, последовавшие за этим объявлением, довели драматическое напряжение до наивысшей точки, поскольку уход с нашего участка хотя бы одного полка неизбежно вызвал бы гибель всего корпуса. На помощь мне пришел случай. Раненый командир одного из румынских полков пытался на своей машине уехать на юг один. Вследствие ошибки он был обстрелян немецким часовым остановившейся в тылу немецкой транспортной колонны с боеприпасами, продовольствием и горючим. Полковник немедленно решил возвращаться. Он сообщил мне, что мы окружены и с юга. Ему показалось, что русские снова повернули на восток. Я знал, что его сведения не могут быть правдой. Невозможно, чтобы единственная дорога на юг, дававшая мне хоть какие-то шансы вывести корпус, была перерезана крупными силами русских. Всего за час до этого один молодой офицер-доброволец провел из Морозовска три грузовика с горючим. Я не стал спорить с румынским полковником, наоборот, попросил его как можно скорее доложить обо всем его генералу, добавив ставшую мне известной информацию из другого источника, о том, что кольцо окружения вокруг нас окончательно замкнулось. Я выждал минут двадцать, чтобы новость об этой катастрофе оказала свое воздействие, после чего направился к румынскому генералу. Я взволнованно убеждал его, ради нашего боевого братства, подумать об общей цели, не терять голову и остаться с нами всего на несколько дней, до того момента, когда мы прорвемся из окружения.

Немного поколебавшись, он протянул мне руку и пообещал отменить свой приказ о выступлении, продолжить воевать бок о бок с нами и вывести из окружения все шесть дивизий. Отправляясь к нему, я надел высшую румынскую награду, врученную мне незадолго перед тем, когда я командовал румынскими войсками. Это произвело ожидаемый психологический эффект.

Я же, с чувством облегчения в душе, вернулся к своим дивизиям, чтобы с командиром каждой из них выработать план операций на завтра. Требовалось произвести полную перегруппировку, несколько остававшихся еще на ходу танков надо было перебросить с запада кольца на юг.

Утром следующего дня русские крупными силами атаковали румын, что было психологически правильно. Те оборонялись храбро и отважно и ценой тяжелых потерь отразили натиск наступающих. Это позволило нам, расположив на флангах танки, назавтра перейти в атаку и вывести из кольца все наши дивизии, даже с ранеными.

Наш штаб со всей возможной быстротой добрался до Морозовска и расположил нас на новой линии, чтобы укрепить фронт.

Командующий румынскими войсками, задействованными к юго-западу от Сталинграда, был заменен командовавшим 17-м армейским корпусом генералом Холлидтом, результатом чего стало то, что в столь напряженной ситуации место командующего корпусом оказалось вакантным. Когда стало известно, что мы вырвались из окружения, меня назначили командиром этого корпуса.