Война солдата-зенитчика. От студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941-1942 - Юрий Владимиров Страница 30

Утром 16 октября проснулись очень рано по команде, привели себя в порядок, кое-как позавтракали своими же захваченными вчера с собой продуктами и также по команде вышли без вещей на улицу. Здесь почти весь расквартированный в здании МГИ коммунистический батальон выстроился в колонну по ротам, взводам и отделениям и отправился через Шаболовку к одному из красных многоэтажных домов на Хавской улице (возле Шуховской башни), чтобы получить там из подвального склада винтовки, патроны и гранаты.

Винтовок на всех бойцов не хватило. Нашему отделению из 12 человек досталось пять винтовок. Из них две были отечественными – трехлинейными конструкции С. И. Мосина, но времен еще 90-х годов XIX века (наверное, с ними мы и ходили на военный парад на Красной площади 7 ноября 1940 года, о чем я писал выше), а три – польскими, оказавшимися в СССР как трофеи после похода Красной армии в сентябре 1939 года в Польшу. На всех винтовках были штыки, причем на польских они были плоскими, заключенными в кожаный чехол, который можно было прикрепить к поясному ремню. Патронов к польским винтовкам было очень мало, из-за чего практически их невозможно было использовать в бою (можно было просто носить эти винтовки на себе, показывая несведущим людям на улице, что мы вооружены). Гранат получили тоже пять штук, и были они только наступательными (не лимонками).

Мы с Женей Майоновым попросили разрешение у командира носить штыки польских винтовок с собой, как личное оружие, и получили на это согласие. Для этого мы сняли с винтовок штыки, а со своих брюк кожаные ремни с пряжкой (у меня этот ремень был совсем узким), надели чехлы со штыком на ремни и повязали их сверху над пальто. Мы очень гордились своим внешним видом. (Какое же все-таки было детство у нас в голове!)

Затем наша «вооруженная» колонна прибыла к дому номер 4 по Донской улице и здесь во дворе на складе попробовала получить на каждого бойца форменные одежду и обувь. Оказалось, что мы сильно опоздали: в предыдущие дни на этом складе уже побывали другие воинские подразделения. И они почти все хорошее забрали. Кроме того, кладовщики на складе нам заявили, что «коммунистические батальоны и роты в настоящее время – это только полугражданские-полувоенные подразделения, и они с военной одеждой и обувью еще могут подождать». В результате нам удалось получить на всех только гимнастерки и брюки-полугалифе, сшитые из простой темно-серой хлопчатобумажной материи (для учащихся ремесленных и профессионально-технических училищ), а также ботинки с серыми обмотками и портянки. Ботинки я сразу надел на ноги вместе с портянками и обмотками, выбросив практически износившиеся до конца легкие туфли, приобретенные на трудовом фронте. Было жаль, что на складе не оказалось никаких шинелей и теплых головных уборов (на мне тогда была пилотка, также появившаяся на трудовом фронте).

С полученными оружием и вещами все вернулись в здание МГИ, сложили их в своих аудиториях и отправились строем обедать. К моему и Жени Майонова удивлению, местом обеда для нашей роты стала студенческая столовая в Доме коммуны, куда мы прибыли, пройдя почти всю Калужскую улицу. К этому времени Дом коммуны чуть ли не весь опустел: его обитатели уехали с вещами в свои институты, чтобы эвакуироваться с ними на восток.

Обед был сытным – из трех блюд. После него, захватив для сегодняшнего ужина и завтрашнего завтрака сухим пайком продукты на больших кусках брезента, которые мы несли вчетвером, держа по углам, и попеременно сменяясь, наша рота опять строем, но на этот раз пройдя по Малой Калужской улице, возвратилась в свою «казарму». Здесь все переоделись в полученную новую, фактически вовсе не военную форму. При этом к новым брюкам и ботинкам я приспособил обмотки, а свои брюки навыпуск и пиджак от костюма сунул в рюкзак. После переодевания все побыли на беседе с полковым комиссаром, почитали газеты, послушали радио, распределили по взводам и отделениям принесенные из столовой Дома коммуны продукты (хлеб, сахар, масло, консервы и прочее) и поужинали сухим пайком. Так световой день и прошел. Затем я написал и отправил через почтовый ящик у дверей МГИ письмо домой – матери, сообщив о себе и прося ее не беспокоиться обо мне.

…Рано утром 17 октября, придя в туалетную комнату, чтобы там умыться, я услышал разговор двух бойцов, утверждавших, что вчерашний день был в Москве ужасным: население во многих районах грабило магазины, и страшное творилось на вокзалах, были закрыты станции метро в направлении на «Сокол». Последнее якобы было связано с тем, что в ночь с 15 на 16 октября около Химок высадилась авиадесантом группа немецких мотоциклистов, которая по Ленинградскому шоссе устремилась в центр города и была лишь с большим трудом уничтожена днем танками, посланными навстречу по Ленинградскому проспекту. А бой происходил как раз над тем подземным маршрутом метро, на котором находась конечная (тогда) станция «Сокол»…

17 октября после завтрака сухим пайком весь расквартированный в МГИ коммунистический батальон отправился сразу напрямик на территорию соседнего ЦПКиО им. Горького, чтобы провести в нем учебные занятия, а точнее – заняться там чем-то в ожидании соответствующих указаний сверху. Захватили с собой все винтовки. Погода была хмурой, сырой и далеко не теплой. Почти весь рядовой состав был одет в гражданские верхнюю одежду (в основном пальто) и головные уборы. У меня на голове была темно-серая теплая кепка, которую я носил иногда в прохладные времена уже четвертый год.

Придя в парк, бойцы распределились по ротам, взводам и отделениям. Здесь командиры отделений и взводов поучили своих подчиненных прежде всего хождению строем, выходу отдельного бойца из строя при его вызове и возвращению его в строй, а также правильной отдаче бойцом чести командирам в положениях стоя и при движении путем прикладывания хорошо вытянутой ладони правой руки к головному убору. Много времени потратили на изучение приемов штыкового боя.

В полдень нас прямо из парка повели обедать через Выставочный переулок на Донскую улицу, а по ней – к столовой станкостроительного завода «Красный пролетарий», расположенной в доме номер 32 (современная нумерация).

Когда наша колонна шла по улице, я вдруг услышал из толпы глядевших на нас зевак слова: «Ведь это идут партизаны, которых зашлют в тыл к немцам». По-видимому, тому причиной была наша гражданская верхняя одежда и ботинки с обмотками. Такие слова нам приходилось слышать и позже.

Обед был не плохим. После него нам выдали в той же столовой продукты для ужина и завтрашнего завтрака сухим пайком, которые мы, таким же образом, как и вчера, принесли к себе и распределили между собой. Возвратившись в «казарму», занялись в ней изучением винтовок, особенно польских, разбирая их на отдельные части и собирая вновь. Изучали также гранаты и различные положения воинских уставов, послушали от политрука роты различные сообщения и наставления.

Примерно в 2 часа 30 минут ночи, во время самого сладкого сна, вдруг нас всех разбудили громкими криками: «Подъем! Всем одеться и выйти. Строиться с вещами и оружием на улице!» Мы быстро выполнили команду и построились поротно и позвзводно на площади перед всеми тремя институтами – горным, стали и нефтяным. Было очень темно. Лишь несколько маскирующих синих электроламп на стенах институтских зданий слабо освещали площадь.