Выжить и вернуться. Одиссея советского военнопленного. 1941-1945 - Валерий Вахромеев Страница 30

Раннее утро. Летнее солнышко только-только золотит верхушки деревьев. Еще веет ночной прохладой. Мы, трое беглецов, расположились в густом кустарнике посреди леса. Позади трудный ночной переход. На исходе второй месяц наших скитаний по враждебной Германии. Но каждый шаг по Германии приближал нас на шаг к Родине. Из наших мешков мы высыпаем прямо на траву ночную добычу: несколько кочанов капусты, морковь, брюкву. Василий пошел проверить, насколько безопасна наша стоянка. Через некоторое время он радостно сообщил нам, что в лесу протекает чистый ручей, и мы можем в нем помыться. Метрах в двухстах от нашего лагеря действительно протекал ручей шириной не более метра. Ручей неглубокий, но с чистой, прозрачной водой. Договорились, что будем мыться по очереди, то есть один моется — двое дежурят.

Сквозь кроны сосен пробиваются ласковые лучи солнца и искрятся в тихой воде прозрачного ручья. Слышно беззаботное пение лесных пичуг. Настроение великолепное! Скорее скинуть свое рваное тряпье и ополоснуться в свежей и чистой воде, впервые за два месяца! Свежесть купания придает новые силы, ощущение радости жизни. Хотелось вот так спокойно, ничего не опасаясь, отдохнуть, забыв о войне и ежедневных тревогах. Но расслабляться нам нельзя, об этом напоминает неумолимое солнце, которое поднимается все выше и выше над вершинами сосен.

Уже наступает день, нам пора прятаться в наше укрытие. И, немного позавтракав, мы крепко уснули, напоенные легким сосновым воздухом. Время прошло незаметно, как один миг. Проснулись под вечер. Солнце перевалило за время нашего сна на другую сторону леса. Нам пора собираться в путь-дорогу на юг, в сторону Франции. Доев остатки завтрака, идем мимо гостеприимного ручейка. Кончился сосновый лес, перед нами асфальтированное шоссе. Его нужно перейти. Из кустов долго наблюдаем за дорогой. По шоссе часто проезжают машины в ту и другую сторону. Улучив удобный момент, мы втроем перебегаем широкую ленту асфальта и скорее ныряем в лес.

Быстро смеркается в чаще после захода солнца. В густом лесу идти становится все труднее и труднее. На небе появляются первые вечерние звезды, смолкают птицы. Уже не слышно шума со стороны шоссе. Зубчатый силуэт леса контрастно вырисовывается на фоне закатного неба. Вот уже около двух часов мы идем просекой по высокой и росистой траве, но признаков близкого жилья не ощущается. Впервые за наш путь лес тянется так долго. Мы уже проголодались, но кругом — лес и никаких огородов. Вот наша просека упирается в поперечную просеку. Решаем, куда идти. Если налево — отклонимся от маршрута на запад, что нежелательно. Решаем идти вправо, на восток.

Примерно через полчаса слышим собачий лай — значит, жилье близко. Осторожно, друг за другом выходим из леса. Слева продолжается лес, справа — большое чистое поле. У дороги в загоне похрюкивает большая свинья, важно расположившись в грязи, которая блестит в свете взошедшей уже луны. Обогнув загон со свиньей, мы выходим на проселочную дорогу. С одной стороны дороги тянутся огороды, обнесенные изгородью, с другой — ровные ряды сливовых деревьев.

Луна сменила солнце и освещает широкое поле, ровную дорогу. Василий идет по обочине дороги, трясет сливы и наслаждается их плодами. Николай и я идем вдоль изгороди. Вдруг мы замечаем в стороне от дороги, у изгороди, мотоцикл. Обошли вокруг, не зная, что с ним делать. Решаем не трогать, от греха подальше. Прошли дальше — забор кончился, и показался большой сарай. Около сарая стояли несколько сеялок и другие сельскохозяйственные машины. Слева от них были брикеты сена, сложенные в пирамиду. Возле ворот сарая стоит стог сена. Я заметил на одной из сеялок ведро, о котором мы уже давно мечтаем, так как нам не в чем варить картошку. Взяв ведро в руки, посмотрел его дно на просвет, замечаю при свете луны дырки. И вдруг в ночной тишине мой слух уловил ровное тиканье часов… Это меня насторожило: откуда здесь часы? В это время Николай подошел к пирамиде прессованного сена, на которой висел кем-то забытый пиджак. Меня же мучил вопрос: откуда идет тиканье?

Осторожно ставлю ведро на прежнее место и смотрю по сторонам. И только теперь я заметил, что на куче сена возле сарая лежал человек, заложив руки за голову. Тихо подхожу к Николаю, который бесцеремонно роется в карманах пиджака. Не успел я ему ничего сказать, как человек резко вскочил…

Перед нами в ярком лунном свете стоял высокий, крепкого телосложения человек. Он был в рубашке с закатанными рукавами, с непокрытой головой. Он спросил по-немецки: кто мы такие? Николай, немного знавший немецкий, сказал, что мы русские, просим соли и спичек. До человека было шагов десять — пятнадцать, и мы, переговариваясь с ним, сделали несколько шагов в его сторону.

В этот момент он быстро нагнулся и вновь выпрямился. В руках у него был… карабин! И только теперь мы разглядели офицерские погоны. В тишине ночи лязгнул затвор. «Halt!» («Стой!») — звучит приказ.

Ствол карабина поочередно перемещался от одного к другому. Сзади офицера была стена сарая, справа от нас стояли сеялки, а уже за ними — дорога. Позади был частокол забора и кустарник. Тихо говорю Николаю: «Бежим врассыпную!»

И я рванулся вправо, мимо сеялок — на шоссе. Василий, в это время увлекшийся сливами, не знал об опасности и был в стороне от нас. Мне вослед прозвучали два выстрела. Споткнувшись, я упал, быстро вскочил и побежал дальше, в сторону леса. Передо мной бежал Василий, явно не понимая, что произошло. Прогремел еще один выстрел, и пуля просвистела где-то чуть выше правого уха.

Наконец мы, тяжело дыша, вбежали в спасительные кусты. Еле-еле переведя дух, я коротко рассказал Василию о встрече с офицером. По всей округе яростно лаяли собаки, встревоженные выстрелами. Мы остались вдвоем, Николая нет. Что с ним?

И вот мы с Василием стоим на опушке леса, вблизи дороги. А по дороге рослый немец с карабином наперевес ведет нашего Николая… У нас нет никакой возможности выручить товарища: шоссе хорошо освещено луной, да и немец идет, повернув голову в нашу сторону, а за шоссе — открытое поле. В это время Николай кричит: «Валера! Вася! Он говорит, что ничего вам не сделает, выходите!» Мы из кустов крикнули ему: «Беги, лес рядом!»

Николай рванулся, но не учел, что у дороги проходит кювет, и упал в придорожные кусты. Немец выстрелил, и раздался крик нашего раненого товарища. Мы, к нашему великому огорчению, могли лишь со стороны наблюдать, как немецкий офицер нагнулся и левой рукой поднял из канавы Николая, правой держа дуло карабина в нашу сторону. Долго еще мы слышали из своего укрытия крики нашего друга и отдаленный лай встревоженных собак… Потрясенные, мы долго шли молча, стараясь быстрее уйти от возможной облавы на нас. Дальше мы уже вдвоем продолжали свой путь.

И встретились с Николаем лишь после войны. Оказывается, немец прострелил ему тогда левое плечо и повредил лопатку. Ему пришлось пройти несколько концлагерей, и в конце войны его освободили американские солдаты. Но это уже другая история, а пока наш путь лежал в сторону Франции.

Мы грустили о потере своего товарища, но надо было двигаться дальше, пока еще мы на немецкой земле и расслабляться не можем. Надо было продолжать движение в сторону французской границы, хотя мы и не представляли, где она. Известно только, что надо было все время держаться направления на юг, стараясь не отклоняться.