Корабль дураков - Грегори Норминтон Страница 30

Наконец мы подошли к массивной двери, черной, как антрацит. Брат Нестор провел рукой по рукоятке факела, сбоку, и синее пламя потухло. Все опять погрузилось во тьму, а брат Нестор стукнул три раза по окаменевшему дереву. Задвижка с той стороны открылась, и дверь распахнулась. Внутри горел свет, хоть приглушенный и искусственный, в ту минуту он был для меня как неожиданный солнечный день посреди хмурой зимы.

– Входи, не стой, – сказал брат Нестор, – нам еще долго идти.

Когда я вошел, мне послышалось чье-то дыхание за дверью. Я весь обмер от страха и не стал задавать вопросов. Стараясь не отставать ни на шаг, я шел следом за братом Нестором по запутанным коридорам. Их освещали лампы, подвешенные на стенах, и каменный пол под ногами блестел в их синеватом свете, который был полусветом-полутенью. Мысли у меня путались. Если вот это Башня, то что было раньше? Вроде как внутренний двор? Может быть, изнутри Башня полая, наподобие древнего дуба, чья сердцевина давно сгнила, и живая кора не содержит в себе ничего, лишь одну пустоту?

Мы остановились у двери, ничем не отличной от всех остальных, которые мы проходили прежде – все из того же загадочного материала, напоминавшего окаменелое дерево. Эту дверь мой проводник открыл сам и провел меня в узкую комнату – библиотеку. Я в жизни не видел, чтобы столько книг было собрано в одном месте. Брат Нестор уселся за стол и открыл толстую книгу учета, заложенную закладкой.

– Приступай, – сказал он.

Я кивнул и извлек из-под плаща свое устройство; выбил в миску яйцо, которое также принес с собой завернутым в вату, и запустил механизм. В ходе всей демонстрации взгляд брата Нестора оставался спокойным и безучастным. Периодически он наклонялся над своей книгой и что-то быстро писал. Белок взбился в пену за считанные секунды. Я предложил брату Нестору попробовать, дабы оценить консистенцию готового продукта, но тот отказался.

– Ты где это взял? – спросил он серьезно.

– Миску?

– Не миску. Взбивалку. Где ты ее нашел?

– Я сам ее сделал.

– По чьим чертежам?

– По своим собственным.

– Плечевая распорка? Поясные ремни?

– Да.

– Двухстержневый стабилизатор? Спиральная ось вращения, чтобы уменьшить трение?

– Да, я сам все придумал.

Брат Нестор смотрел на меня так пристально, словно у меня на лбу были написаны древние руны, содержащие тайные знания. Потом он встал, извинился и скрылся за потайной дверью, замаскированной под книжную полку.

Я остался совсем один в этой заплесневелой комнате. Мне вдруг стало так себя жалко! Я так боялся провала, что едва не расплакался. Мой взгляд случайно наткнулся на книгу брата Нестора, которую тот оставил на столе. Резонно решив, что терять мне нечего, я поддался любопытству и открыл заложенную страницу. Не решившись перевернуть книгу к себе, я читал, что написано, вверх ногами. Не сказать, чтобы это мне очень мешало, ибо почерк у брата Нестора был нечитабельным при любом ракурсе. Буквы судорожно дергались, и наползали друг на друга, и больше всего походили на раздавленных между страницами черных клещей, разве что расположившихся аккуратными рядами. Через неравные интервалы записи прерывались какими-то непонятными кляксами – должно быть, набросками чертежей.

Приближающиеся голоса раздались так внезапно, что у меня уже не было времени закрыть книгу. Я метнулся обратно к своему табурету. Шестеро мужчин – все одетые в серое, как брат Нестор, – протиснулись в библиотеку через узкую щелку между проемом в стене и отодвинутой книжной полкой. Я понял, что эти шестеро – братья Башни, и они все смотрели на меня, и их лица сливались в сплошное пятно. И я преисполнился самых мрачных предчувствий.

– Как твое имя? – спросил брат Нестор.

Я назвал себя. За сим последовало молчаливое обсуждение, в том смысле, что братья не произнесли ни слова, но зато обменялись взглядами и покивали задумчиво головами, поглаживая подбородки.

– Это брат Людвиг, – произнес наконец брат Нестор. – А это брат Эридус. Брат Эп и брат Греда – они всегда неразлучны. Это брат Кай, он покажет тебе твою спальню.

Я онемел от изумления.

Я даже не сразу сообразил, что происходит.

Брат Нестор закрыл свою книгу и продолжил:

– Завтра встретимся на Теории в зале собраний, где ты примешь Обет Призвания. Твой аппарат я оставлю пока у себя, с твоего позволения. Добро пожаловать в Башню, ученик.

Это был мой триумф, но меня раздирали самые противоречивые чувства, и радость моя омрачалась смутным беспокойством, а в мыслях царила полная неразбериха, иными словами, я был смущен и растерян. Да, я прошел испытание, которое до меня провалили сотни. Сбылась мечта всей моей жизни. Меня приняли в Башню, но у меня как-то не было ощущения, что меня приняли, – мне все представлялось иначе, – я вообще ничего не понимал, но не решился пристать с расспросами к брату Каю, когда он провожал меня в мою спальню. Невысказанные вопросы застряли в горле, как кость. Мы прошли по извилистым коридорам и поднялись по гулкой холодной лестнице.

– Совокупная протяженность всех лестниц в Башне исчисляется сотнями миль. С годами ты их запомнишь. Не все, конечно, но многие. – Сухопарый, нескладный, по-юношески угловатый мужчина, брат Кай являл собой воплощение невозмутимого спокойствия. Его тихий, но твердый голос звучал очень ровно и дружелюбно, но меня это не утешало. – Каждый новичок в Башне, он как исследователь неведомых земель, – продолжал брат. – В Башне легко заблудиться, но ты постепенно научишься без труда находить верный путь. Это непросто, но прелести нашей жизни – образно выражаясь – значительно превосходят ее же невзгоды.

И вот наконец, слегка запыхавшись, мы добрались до места. Брат Кай провел меня в просторную длинную комнату с высоким сводчатым потолком, размером и формой напоминавшую перевернутый галеон. Ряды узких железных коек вели к умывальне, что возвышалась наподобие алтаря в дальнем конце комнаты. Все койки были застелены свежим бельем. Судя по всему, все они были незаняты.

– Завтра, – сказал брат Кай, повернувшись, чтобы уйти, – ты начнешь понимать.

Я остался один в оглушительной тишине. Меня бил озноб – то ли от страха, то ли от усталости, то ли от волнений прошедшего дня. Мне в жизни не было так одиноко. «Тоска по дому» – эта фраза и близко не передает мои тогдашние переживания. Представьте себе, что вас поместили в приют для больных, что вы лежите на койке – на которой лежало до вас уже столько народу, и умирало, и умерло, – вы лежите и смотрите в незнакомый потолок. Сосредоточьтесь на этих трещинах, на этих покоробленных досках и непонятных подтеках: это последнее, что вы видите в жизни, – и каждая клеточка вашего тела об этом знает. Вот так я провел свою первую ночь в Башне. Мне было страшно. Мне казалось, что я умираю, или уже умер, и я горько плакал в непроницаемой темноте. Я представлял себе батюшку с матушкой: гордые и огорченные, теперь они будут жить без меня. Все будет, как раньше, только с ними не будет меня. Я представлял себе свой родной дом, каждый его уголок, как будто я мог вернуться туда одним только усилием мысли. И вот наконец в эту невыносимую ночь я вступил в лабиринты сна. Мне снились кошмары, будто я попадаюсь в ловушку и не могу выбраться, или что меня душат. Особенно ярко мне запомнился сон, где я застрял в узкой норе под землей и рыл землю руками, пытаясь освободиться, и стер руки до крови.