Мастера секса. Жизнь и эпоха Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон – пары, которая учила Америку любить - Томас Майер Страница 3

Гордону казалось достойным катать такую девушку на папином новом «плимуте». Это средство передвижения было лучшим подобием королевского экипажа, какое он мог добыть для своей «принцессы прерий». В отличие от других детей эпохи Великой депрессии, Мэри Вирджиния всегда вела себя так, будто была совершенно уверена в своем завтрашнем дне, – вероятно, потому, что ее мать Эдна Эшельман не потерпела бы иного. «Думаю, она очень нравилась Гордону, – вспоминала другая его сестра Кэролин. – Ее мать была из тех, для кого даже лучшее не слишком хорошо, и Мэри Вирджиния пошла в нее».

Сестры Гарретт считали Мэри Вирджинию хорошей девушкой. Такую их брат мог бы пригласить на выпускной бал и когда-нибудь на ней жениться. Им, конечно, и в голову не приходило, что она способна резвиться на заднем сиденье семейной машины.

Мэри Вирджиния рано усвоила все лицемерие жизни юных американок. Она знала, что и когда говорить, какие обычаи соблюдать; видела бесчестность ревнителей нравственности и фундаменталистов, отстаивавших традиционную женскую долю. Но она была полна решимости оставаться независимой и принимать жизнь лишь на своих условиях, что бы ни сказала ее мать или кто-то другой. Она честно играла роль «хорошей девочки» в школе и в семье, хотя в душе знала, что она не такая.

Лишение девственности не было для Мэри Вирджинии насильственным, грязным или постыдным. Все закончилось в считанные минуты. Секс показался ей довольно приятным, хотя и непривычным по ощущениям. Какой уж тут оргазм, сексуальное мастерство или взаимное удовлетворение! – предмет ее научных исследований совместно с Мастерсом. В тот момент ничего этого и близко не было в ее мыслях. Она доверилась своему бойфренду, полагая, что он знает, что делает. Лишь позднее она поняла, что, вероятно, для Гордона это тоже был первый опыт.

«Все происходило очень естественно, – рассказывала она с легкой ноткой сожаления и улыбкой, – и наверняка шокировало бы мою мать до смерти».

Многое в жизни Мэри Вирджинии происходило благодаря случаю, даже переезд ее семьи в Голден-Сити. Ее отец Гершель Эшельман, которого все звали средним именем – Гарри, – вместе с женой Эдной жил в Спрингфилде, когда 11 февраля 1925 года появилась на свет их дочь. Родители Гарри были мормонами из соседнего округа Кристиан, хотя ни сам он, ни его жена особой религиозностью не отличались. Эшельманы происходили от гессенских наемников: его предки были привезены в США во время революционной войны. В Первую мировую войну сержант Гарри Эшельман на всю жизнь насмотрелся крови и смертей во Франции, где был ранен его младший брат Том.

После войны 29-летний Эшельман вернулся в юго-западный Миссури, мечтая о простой жизни для себя и своей невесты Эдны Эванс. Однако новоиспеченная миссис Эшельман дала мужу понять, что не удовлетворится его скромными планами.

Гарри хватало собственного клочка земли и обожаемого ребенка. Для него не было нерешаемых задач – от строительства дома до дочкиных домашних заданий по алгебре. Как бывший кавалерист, он хорошо разбирался в лошадях и позволял своей девочке ездить на жеребцах-першеронах по заднему двору. «Мать кричала на него: «Приглядывай за ребенком!», а он только улыбался, махал ей рукой и подсаживал меня на коня», – вспоминала Вирджиния. Гарри учил дочку гладить утюгом плиссированную юбочку и мастерить из картона «деревянные» башмаки для школьного концерта. «Не было ничего такого, чего не мог бы сделать этот человек!» – говорила она.

Когда Мэри Вирджинии исполнилось пять лет, родители решили уехать из юго-западного Миссури, где уже ощущалась хватка Великой депрессии. В Пало-Альто, Калифорния, Гарри нашел работу смотрителя за роскошными оранжереями и садами правительственного госпиталя, где ухаживали за ранеными солдатами. Зачисленная в прогрессивную школу с собственным детским садом, девочка преуспевала в учебе. Хорошо подвешенный язык и быстрый ум позволили ей к двенадцати годам окончить восьмой класс.

Беглецам с засушливых равнин Миссури госпитальный кампус, должно быть, казался чем-то вроде Эдема – райским садом, который должен был укрыть их от наступления Великой депрессии. Вместо серых пыльных туч, заволакивающих небеса, они теперь любовались первобытным величием Тихого океана. Однажды во время какого-то праздника, вспоминала Вирджиния, отец вышел на пляж в костюме и соломенной шляпе. «Я была тогда совсем крохой, играла в прибое, – описывала она. – Меня подхватила накатившая волна». Гарри Эшельман, не раздеваясь, бросился за дочкой и стал героем в ее глазах.

Эдна скоро пресытилась Калифорнией. Изначально это была ее идея – уехать в «Золотой штат». Но вскоре она стала тосковать по родным краям, да и работа мужа ее разочаровала. Гарри не стал с ней спорить. Он связался со своим отцом, который по-прежнему жил в округе Кристиан, и тот помог ему найти новую ферму примерно в 50 милях к западу от Спрингфилда. Супруги Эшельманы с маленькой дочерью вернулись в Миссури, в еще более безнадежное место, чем то, с которого начинались их странствия.

Голден-Сити гордо именовал себя «сенной столицей прерий», но для молодежи, мечтавшей о чем-то большем, он был местом, откуда следовало убираться подобру-поздорову», – вспоминал Лоуэлл Пу, один из сверстников Мэри Вирджинии, который дослужился до директора похоронного бюро. У таких девушек как она, было два варианта: выйти замуж или сбежать из этого города.

Верховодила в семье мать. Представления Эдны о женственности заставляли дочь соответствовать «золотому стандарту». Она принимала эти правила в присутствии матери – и восставала против них вдали от материнского взора.

Эдна, казалось, негласно соревновалась со всеми окружающими. Мало что в ее семейной жизни вышло так, как она надеялась. Увязнув в трясине Голден-Сити, она стремилась стать хозяйкой своего мира и передать свои уроки дочери. «Я выросла с представлением о том, что успехи и таланты – это хорошо, но главная цель – удачное замужество», – вспоминала Вирджиния. Миссис Эшельман настаивала, чтобы жители городка, обращаясь к ее дочери, называли ее обоими именами – Мэри Вирджиния. Естественно, в запале подросткового бунтарства девочка велела друзьям называть себя просто Вирджинией.

Мать стремилась к утонченности, брала для дочери уроки фортепиано и пения, учила ее быть умелой портнихой и поварихой. Когда муж бывал в отъезде, Эдна демонстрировала, что ей по плечу и роль мужчины. «Во время сбора урожая мама – крохотная, тоненькая – выходила в поля и водила трактор, – вспоминала Вирджиния. – Если нужно было, она могла делать почти все».

Живя на ферме в пяти милях от центра этого пыльного поселка – какой уж там Золотой город! – Мэри Вирджиния отчаянно жаждала внимания и светской жизни. Грушевое дерево на задах фермы стало ее читальным залом; забираясь на него, она перелистывала Библию или читала романы, припрятанные от матери, мечтая о недосягаемом большом мире. «У меня не было товарищей по играм, – вспоминала она. – И я просто читала людей. Мне всегда хотелось узнать, на что похожа их жизнь. Когда родственники и другие взрослые навещали нас, я просила: «Расскажите, как вы были маленькими». Я любила слушать истории о жизни других людей – наверное, потому, что мне, единственному ребенку, было одиноко».