Войны античного мира. Походы Пирра - Роман Светлов Страница 3

Женившись на Ланассе, правнучке Геракла, Неоптолем породнился с гераклидами, и его потомки получили право держать себя на равных с вождями дорийских государств ^[5]. Интересно, что своего сына Неоптолем назвал Пирром (греч. «Рыжий»), и это имя носили несколько молосских государей. Как и в дорийских государствах (например, Спарте), власть в эпоху легендарного прошлого молоссов осуществляли два паря, правда происходившие из одного рода (Пирридов).

Однако в V в. до и. э. эпирские племена управлялись десятками вождей, царьков или выборных стратегов. Греческие писатели неоднократно подчеркивали их варварские, дремучие нравы. Из событий тогдашней истории привлекло к эпиротам внимание лишь одна у молосского царя Адмета нашел временное убежище бежавший из Афин Фемистокл, победитель персов при Саламине.

Сын Адмета Фарипп долгое время жил в Афинах, воспитываясь в самом «продвинутом» из греческих государств. Вернувшись на родину, он даровал своим соплеменникам более современные законы. Можно предположить, что Фарипп обуздывал власть местных кланов, запретил обычную среди горцев кровную месть, возможно, реорганизовал ополчение.

Плутарх в своей биографии Пирра утверждает, что Пирр был праправнуком Фариппа. Из других источников мы знаем, что несколько поколений молосских правителей греческий писатель попросту упустил. Однако для нашего повествования это не существенно, так как Эпир почти не затронули такие общегреческие войны, как Пелопоннесская, Коринфская или многолетняя борьба между Фиванским и Спартанским союзами.

Во время Пелопоннесской войны, например, эпирские племена лишь спорадически участвовали в военных действиях. По одному из таких эпизодов можно судить об уровне военного дела в этой местности. В июне-июле 429 г. ^[6] эпироты присоединились к походу спартанских союзников против лежащей на юге от Эпира Акарнании, поддерживавшей Афины. Проспартанское войско было составлено и из «регулярных» греческих подразделений, и из ополчений эпиротов и македонян. Фукидид говорит, что, направляясь в Акарнанию, они шли отдельными отрядами «на столь большом расстоянии друг от друга, что порой не видели соседей». Первой их целью был небольшой город Стратии, мобилизовавший на свою защиту все мужское население.

Силы были неравны, однако неорганизованность не позволила союзникам достичь успеха. Если эллинские контингенты «шли в походном строю, строго соблюдая осторожность, пока не нашли удобного места для лагеря», то хаоны, возглавившие эпирское ополчение и составлявшие центр проспартанской армии, оторвались от флангов, надеясь атаковать первыми и разграбить город до подхода остальных отрядов.

Хаоны поплатились за свою самонадеянность, так как стратии заметили их изолированное положение и, подпустив врагов к своим стенам, нанесли по ним удар с нескольких сторон: часть горожан бросились на врага из заранее подготовленных засад, а главные силы совершили вылазку из городских ворот.

Успех стратиев был полным: хаоны, феспроты и молоссы бежали. Хотя в двух других отрядах пелопоннесцев насчитывалось несколько тысяч человек ^[7], они, после того как их союзники исчезли с поля боя, не рискнули продолжать наступление и ретировались. Из рассказа Фукидида можно сделать вывод, что эпироты должны были играть в этой импровизированной армии роль застрельщиков, а также подвижных соединений: без них Кнем, спартанский офицер, командовавший пелопоннесцами, не решился продолжать боевые действия против акарнанцев, слывших искусными пращниками. Это сражение болезненно ударило по военному авторитету хаонов, и, вероятно, именно оно положило предел их гегемонии в Эпире.

Таким образом, эпироты являлись типичными «окраинными греками», и в способе, которым они вели войну, было больше варварскою, чем греческого. Да и в «геополитическом» отношении их земли не представляли для борющихся сторон какого-либо интереса. Племенные объединения эпиротов заключали соглашения то со спартанцами, то с афинянами, ничем при этом не рискуя.

Жители Эпира весьма в скромном количестве участвовали в походах Филиппа и Александра. Пока остальные государства Эллады истощали себя в междоусобной брани или заморских походах, эпирские племена постепенно накапливали тот запас энергии, который они выплеснут во время правления Пирра и который сделает их родину знаменитой.

Да и события первых десятилетий войн диалогов могли бы обойти Эпир стороной, если бы Эакид, отец Пирра, не вмешался в них в 317 г. Впрочем, этот период истории Эпира является своеобразным прологом к жизни нашего героя, поэтому на нем нужно остановиться подробнее.

* * *

Смерть Александра Македонского в 323 г. стала катастрофой для миллионов людей, живших в созданном им государстве. Что бы современные историки ни писали об эфемерности созданной им державы, пока жив был Александр, никому и не могла прийти в голову мысль, что уже через несколько лет его наследство будут растаскивать по кускам. Власть «сына Зевса» казалась незыблемой и даже естественной: недаром египтяне приняли его за своего исконного фараона (оракул в Фивах назвал его «сыном Аммона»), греки охотно именовали Александра «гегемоном» (т. е. вождем), а персидские сатрапы, перешедшие на его сторону, убеждали своих соотечественников, что несчастный Дарий, последний царь династии Ахеменидов, на смертном одре именно Александру передал регалии власти.

Ядром этого государства, безусловно, была армия. После начала похода Александра в Индию она, и так многонациональная, все разрасталась, в первую очередь за счет ираноязычных ополчений. Более всего Александр делал ставку на персов: вернувшись в Вавилон, он продолжил создавать персидскую фалангу, как противовес его сородичам-македонянам, из-за своеволия которых сорвалась экспедиция в долину Ганга.

Это вызывало ревность, однако, пока Александр был жив, любое недовольство можно было заглушить в зародыше. Строились планы новых походов, во время которых опасность, жажда славы и добычи сплотила бы войска. И, одновременно, вводилось единое денежное сообщение, восстанавливалась система управления, созданная некогда персами… Александр был не просто романтиком-завоевателем, он обладал вполне практично работающим умом и целым штабом помощников, которые могли дать дельный совет.

Но Александр умер. Его смерть стала настолько неожиданной, что вскоре возникли толки об отравлении. Кого только не подозревали в этом: особенно часто упоминают имена бывшего воспитателя царя, знаменитого Аристотеля, с которым в последние годы отношения Александра действительно ухудшились, и старика Антипатра, полномочного наместника Македонии. Антипатр многие годы обеспечивал спокойствие европейского «тыла» великого завоевателя, беспрепятственное поступление подкреплений в его армию, но не приветствовал восточные новшества при царском дворе. Сама возможность отравления, конечно, имелась: например, Олимпиада, мать Александра», была убеждена, что яд царю поднес Иол, сын Антипатра. Поэтому после своего возвращения в Македонию в 316 г. она надругалась над его останками. Однако события, произошедшие после смерти царя, заставляют сомневаться в правдивости этой версии. Заговор обычно имеет целью приход к власти какой-то политической силы, изменение государственного курса. Между тем столкновение между гетайрамй ^[8] и фалангой, имевшее место после смерти Александра, было вызвано скорее растерянностью среди его приближенных, чем стремлением к кардинальным переменам. У руля государства после смерти Александра в конце концов остались близкие ему лица. Должно было пройти несколько лет междоусобных войн, чтобы политическая ситуация в державе изменилась.