Ирина Мирошниченко - Анна Ярошевская Страница 3

– Кто это там мяукает? – заглядывая под стол, приподняв скатерть, улыбалось лицо рыжеволосой женщины в домашнем платье и фартуке, который был в муке. На женщину, распахнув большие карие глаза, в которых, казалось, притаилось тепло солнечных лучей, смотрела шестилетняя Ирина. Ее каштанового цвета волосы были собраны в аккуратную косичку, голубенький сарафан с воротничком открывал коленки. Девочка сидела на корточках под столом, словно в домике под скатертью, уложив перед собой куклу и напевая тихонько что-то себе под нос. Она сразу умолкла, как только увидела мамино лицо, потому что стеснялась петь при ком-то, хотя ей это очень нравилось.

– Я пела Кате колыбельную песню, чтобы она быстрее выздоравливала. Я ее лечила, потому что решила стать врачом.

– А как же балет? Ты ведь и балериной мечтала быть, – улыбалась мама Ирине.

– Сейчас тоже мечтаю, – девочка вылезла из-под стола и, подражая балеринам, которых видела по телевизору, запрыгала по комнате.

– Хулиганка, а ну угомонись! – шутливо прикрикнула женщина. – Иди лучше во дворе с братом погуляй, а меня пироги в духовке заждались.

Девочка, все также пританцовывая и раскидывая руки в изящных движениях, выскочила во двор. Ирина с детства любила их двор. Тверской бульвар, на котором они жили, считается самым длинным бульваром в Москве. Папа рассказывал ей, что на его месте раньше был Тверской вал и стена Белого города, разрушив которые и построили в 18 веке Тверской бульвар. Теперь он соединял Никитские и Тверские ворота. Вдоль бульвара располагались старинные дома, величественные и таинственные. В них словно скрывалось само время, прячась от людских глаз, чтобы никто не смог его поймать. Дома не запирались на замки, потому что некого было бояться. Можно было с утра до вечера просиживать на бульварных лавочках, учить уроки, читать, просто наблюдать за проходящими мимо людьми, сочиняя про них разные истории. Ирине нравилось это делать, но сейчас она помчалась в соседний двор, где Рудик, ее старший брат, гонял голубей. Мама часто ворчала по этому поводу, считала это занятие бесполезной тратой времени, но все же не запрещала детям лазить на голубятню.

– Рудик! – позвала снизу Ирина, щурясь от яркого июньского солнца, так как пришлось высоко задрать голову, чтобы увидеть брата.

– Иришка, стой там, сейчас спущусь.

Высокий, темноволосый подросток спустился с голубятни за сестренкой, чтобы помочь ей взобраться по ступенькам к клетке с голубями, страшно все-таки было за нее, и брат считал, что лучше помочь малышке.

Взобравшись вместе на голубятню, дети предавались радости и свободе, которую пробуждал в них вид порхающих в небесной сини голубей. Каких расцветок птиц только здесь не было: белые, серенькие и черные с белыми хохолками, с черными грудками, сизые, маленькие и большие, толстопузы и тощие. Совсем как люди, самые разные. Ирине казалось удивительным, как эти птички понимают, куда надо возвращаться. Может быть, у них внутри находится маленький магнит, который неизменно тянет их к родному месту? Ирина думала, что, наверное, у нее внутри такой же магнит, который всегда будет возвращать ее в родной город, где бы она не находилась. И девочка окажется права – в каких бы самых прекрасных городах мира она ни бывала, повзрослев и став знаменитой, ее всегда тянуло в любимый город детства – Москву.

Детское беззаботное времяпровождение прервал мамин голос, звавший их к ужину. Рудик и Ирина мчались домой наперегонки, такая у них была игра. Конечно, чаще побеждал брат, но малышка не отставала, сдаваться было не в ее характере. Запыхавшиеся, но счастливые, они вбегали в квартиру, громко смеясь, обнимали вернувшегося с работы папу и усаживались за стол. Особенно дети любили, когда мама пекла пироги, как сегодня. Так вот собираться за общим столом было настоящим счастьем и не важно, что жили все они в небольшой комнатке, что места не хватало, например, для того, чтобы поставить арфу для Ирининых занятий музыкой, главное, что семья вместе.

Только в тот момент никто не знал, как сложится дальнейшая судьба каждого, сидящего за столом. Нельзя было угадать, что Петр, Иринин папа, будет фактически при смерти из-за неожиданно давшего о себе знать ранения в легкое, полученного во время войны, и что спасти его сможет только операция. По настоянию доктора он уедет в Подмосковье, где начнет новую жизнь, работая завхозом в санатории. Он проживет больше, чем предсказанные врачами полгода, но уже покинув жену Катю и детей.

В то счастливое детство даже не закрадывалась мысль, что Рудольф и Ирина пойдут разными дорогами – он будет фактически погибать на обочине жизни, а она окажется знаменитой на весь Советский Союз актрисой. Они станут чужими и абсолютно разными людьми и неизвестно, что повлияло больше – слава, в блеске которой жила Ирина, или алкогольное забвение, к которому пришел Рудик. Его жизнь скоро будут составлять дорога и водка, вот две спасительные и одновременно губящие соломинки, за которые он держался. Работа водителем в крупном издательстве, конечно, обяжет иметь хороший вид, ведь возить придется известных личностей, и Рудольф будет стараться, но как только закончится очередная смена, он, с бутылкой водки наперевес, будет спешить к мужикам в гараж.