Битва в Арденнах. История боевой группы Иоахима Пейпера - Чарльз Уайтинг Страница 3

Другая группа из трех человек под прикрытием двух стрелков выдвинулась правее, где они установили минометы и принялись обстреливать позиции американцев. Пока обороняющиеся лежали на соломенном полу, в деревню ворвались пятьдесят немцев, но позиция, занятая американцами, была идеальной — она позволяла держать под полным контролем снежный вал, через который нападающим пришлось бы перебираться.

Вскоре после рассвета немцы временно отошли. Один из них, уходя, сложил руки рупором и злобно крикнул:

— Передохните минут десять! Мы сейчас вернемся!

Командир Баннистера, лейтенант Фарренс, крикнул ему в ответ:

— Давай-давай, мы уже ждем, сукин ты сын!

Час спустя из Рота, первой укрепленной деревни в зоне 14-й кавалерийской группы, поступил рапорт, что в деревню вошел противник и что танк «уничтожает нас прямой наводкой» с расстояния семидесяти метров. Полковник Дивайн спешно выслал на помощь защитникам легкие танки, они успели проехать лишь небольшое расстояние, как их продвижение прервал огонь батареи 88-миллиметровых орудий.

Рот продержался еще два часа. Потом капитан Стенли Порч, ответственный за оборону Рота, дал радиограмму своему ближайшему соседу, лейтенанту Хердричу в Кобшайде: «Мы отходим! Ваши южные друзья (106-я пехотная дивизия) — тоже. Решайте сами, отступать пешим ходом или на машинах, — я советую выдвигаться пешими». Однако уйти Порч и его солдаты так и не смогли — два часа спустя их взяли в плен.

Хердрич решил отбиваться дальше. Рядовой Склепковский из его минометного расчета схватил несколько гранат и принялся кидать их в наступающих немцев сквозь щель в стене командного пункта Хердрихи. Гранаты взрывались на уровне груди, нанося нападающим страшные раны, и атака сразу же захлебнулась. Противник бежал.

Позиции лейтенанта Бука пока никто не атаковал. Через десять минут после окончания артобстрела лейтенант увидел, как противотанковое подразделение 14-й кавалерийской группы уходит из Ланцерата. Он позвонил в штаб полка и запросил указаний — из штаба приказали послать разведку в Ланцерат и выяснить, что происходит. Отобрав троих солдат, Бук возглавил их лично, и группа осторожно подобралась к опустевшей деревне. Крадучись, он подобрался к дому, который служил командиру противотанкового подразделения наблюдательным пунктом. Дверь была распахнута настежь — признак того, что кавалеристы поспешно бежали. Лейтенант высунулся из канавы, в которой пряталась разведгруппа, — ни малейшего признака неприятеля. Стоит рискнуть. Крепко сжав карабин, Бук махнул рукой солдатам, они вскочили и перебежкой по вымощенной камнем дорожке бросились к дому.

Разведчики вбежали на первый этаж, где повсюду валялись вещи американцев, и поднялись по лестнице в спальню, откуда можно было увидеть немецкие позиции. В дверях Бук замер — в комнате сидел лицом к окну крупный мужчина и разговаривал по домашнему телефону по-немецки. Первым из разведчиков опомнился рядовой Цакаинкас по прозвищу Сак, самый агрессивный солдат во всем взводе. С криком «Руки вверх!» он наставил на незнакомца штык. Тот по-английски не понимал, но быстро поднял руки. Бук лихорадочно соображал. Он знал, что местное население настроено преимущественно прогермански. До 1919 года это была немецкая территория, а когда немцы вернулись сюда в 1940-м, 8 тысяч местных жителей записались в немецкую армию. Те же, кто остался здесь, по мнению американских солдат, представляли собой скопление немецких шпионов, предоставляющих информацию вражеским разведчикам, в изобилии сновавших в округе. Если перед нами шпион, думал лейтенант, его надо убить на месте. Но если это просто мирный житель, которого наступление застало врасплох, то убивать его было бы не лучшим делом.

— Отпустите его, — принял спешное решение лейтенант.

Сак кивком указал мужчине на выход, и тот, оскалившись, вылетел прочь.

Бук через секунду забыл об этом происшествии — из окна было видно, что сюда движутся сотни немцев.

— Сак, — приказал лейтенант, — ты идешь со мной. Робинсон, — обратился он к самому старому и опытному бойцу во взводе, — вы с Грегером остаетесь здесь и следите за дорогой. Когда немецкая колонна вытянется на километр, возвращайтесь в расположение взвода.

Вдвоем разведчики вернулись на свои позиции и попытались по телефону связаться с полком, но эта связь не работала. Тогда лейтенант воспользовался радио, и тут ему повезло, но принимающий сообщение офицер не поверил донесениям о массированном наступлении немцев.

— Черт вас побери, — кричал Бук, — не говорите мне, что я не видел того, что я видел! У меня стопроцентное зрение! Пусть артиллерия, вся артиллерия, какая есть, обстреляет дорогу южнее Ланцерата! Оттуда подходит колонна немцев!

Но ожидания лейтенанта оказались тщетными. Артобстрела так и не произошло. Поразмыслить о причинах этого Бук не успел — сразу же после разговора со штабом по полевому телефону, брошенному кавалеристами при отступлении, позвонил Робинсон:

— Немцы уже на первом этаже. Что нам делать?

К полудню все стратегически важные деревни в двенадцатикилометровом коридоре немцы либо уже заняли, либо упорно атаковали. Дороги вокруг района боевых действий были забиты транспортом — некоторые машины ехали на фронт, но большая часть удирала в тыл.

В Мандерфельде все пришло в смятение. Немецкие минометы обстреливали окраины города. На улицах царила паника, мирные жители, сочувствующие американцам, стремились убраться поскорее, пока на них не обрушился гнев немцев. В самом штабе спешно паковали документы перед отступлением. Незадолго до того полковник Дивайн патетически заявил: «Мы останемся здесь!» Теперь же и у него сдали нервы.

В 11:00 полковник отдал приказ об отступлении. Это был только первый из подобных приказов, которые ему пришлось отдать в тот день. На большую часть из них у полковника не было разрешения от вышестоящего командования; в результате позже он будет смещен с должности, а генерал-инспектор возбудит расследование деятельности его штаба во время начальных этапов битвы.

Хердрич в Кобшайде попал в окружение со всех сторон, путь к отступлению был для него отрезан. Но он не сдался. Бойцы его взвода привели в негодность все тяжелое вооружение и разбрелись по окрестным лесам по трое и по четверо — так начался их трехдневный выход из окружения.

Бойцы взвода Баннистера в Кревинкеле, когда у них кончились боеприпасы, погрузились в три бронетранспортера и пять джипов и бросились прочь. Только они успели уйти, как из лесов со всех сторон в поселок вошли немецкие пехотинцы в маскхалатах. В Мандерфельде на беглецов обрушились насмешки и обвинения в трусости со стороны солдат подходящих с запада подкреплений.

Но и подкреплений хватило ненадолго. Днем некоторые дома в Мандерфельде уже горели, и дороги на запад были забиты потоками отступающих — пешком и на машинах. Боевой дух упал, и это было заметно. Солдаты бросали оружие. Одни срывали каски и военную форму, другие апатично сидели в наскоро загруженных машинах, уткнувшись лицом в ладони. Вскоре и полковник Дивайн со своим штабом умчался в тыл, чтобы больше никогда не вернуться.