Правдивая история завоевания новой Испании - Берналь Дель Кастильо Страница 3

Привели они нас к ряду очень больших зданий, весьма ладно построенных из камня и оштукатуренных. То были святилища их идолов с изображениями больших змей и других идольских дьявольских фигур на стенах вокруг алтаря ясно видны были брызги

свежей еще крови, а на некоторых изображениях, к несказанному нашему удивлению, — знаки креста48. Народу везде было множество; женщины улыбались нам, и все казалось мирным и спокойным. Но вот появилась новая толпа, в плохих одеждах, неся связки сухого тростника, которые они складывали в одну кучу. Одновременно прибыли и два отряда воинов в хлопчатобумажных панцирях, с луками, копьями, щитами и пращами, во главе со своими предводителями. Вдруг из соседнего святилища их идолов выбежал десяток индейцев в длинных, до пят, белых накидках из хлопчатобумажной ткани; длинные волосы их были настолько перепутаны и загрязнены запекшейся кровью, что их нельзя бы было расчесать, а только срезать. Это были служители идолов, которых в Новой Испании обыкновенно называют papas49, и я их так буду называть далее. Эти papas несли курения, вроде смолы, прозываемые у них копал50; они окурили нас из глиняных плошек, в которых был огонь, и знаками дали понять, что мы должны покинуть их земли раньше, чем сгорит куча тростника, не то нас атакуют и убьют. Затем они велели зажечь кучу тростника и замолчали. А находившиеся там воины, построившись в боевой порядок, стали свистеть, бить в барабаны, небольшие атабали51 и трубить в трубы, раковины. Вспомнили мы раны, полученные на мысе Коточе (двое товарищей от них умерли), и сомкнутым строем двинулись к берегу, погрузили бочки с водой и уехали.

Плыли мы шесть суток. Но вот ветер подул с севера, превратился в бурю и бушевал четверо суток. Близки мы были к погибели! В море уйти было нельзя, пришлось стать на якорь; порвись наши старые канаты, быть бы нам снесенными к берегу, где мы бы и разбились. Когда ветер стих, пошли мы вновь вдоль берега, как можно ближе, чтобы набрать воды, ибо бочки наши, как сказано, были плохи, да и с водой наши распоряжались неаккуратно, думая, что ее всюду можно достать. Так плыли мы, пока не увидали залив, а вдали, в одной легуа, большое поселение Чампотон, окруженное маисовыми полями52. Подойти близко к берегу было невозможно из-за мелководья, и мы отправились за водой в лодках, сопровождаемые одним, самым маленьким, нашим кораблем.

Дело было к полудню. Начали мы набирать воду, но со всех сторон сбежались во множестве индейцы, вооруженные, с мечами, вроде наших двуручных53; все они были украшены перьями, а тела их расписаны белой, черной и бурой краской. В грозном молчании надвинулись они на нас и, подойдя, опять-таки спросили знаками, с восхода ли мы пришли, и опять-таки произносили: Castilan, что невольно вносило в нас смущение и недоумение. Брать воду стало трудно; мы выставили часовых и пикеты и заночевали. Все время мы слышали, как прибывали с шумом и гамом новые отряда. Ясно было, что готовится битва, и наш капитан [Франсиско Эрнандес де Кордова] устроил совет. Много было разных мнений. Одни хотели сейчас же уйти на корабли, но, конечно, индейцы напали бы при поездке и сильно нас побили. Другие, среди них и я, советовали нам самим напасть еще этой ночью, памятуя старую поговорку: наступление — первый Залог выигрыша битвы. Так мы спорили до наступления утра. Индейцы со всех сторон шли поротно, со знаменами и музыкой; мы видели, что на каждого из нас приходится около 200 индейцев. И мы решили, укрепив наши сердца для битвы и вверив себя Богу, сделать все возможное для защиты наших жизней. Понеслась на нас такая туча стрел, дротиков и камней, пущенных из пращей, что сразу было ранено более 80 наших солдат. Затем перешли врукопашную; не мало добрых ударов нанесли мы мечами и копьями, безостановочно стреляли наши аркебузы и арбалеты: одни только заряжали, другие только стреляли. Мы отбивали их натиски, но они не бежали, а держались наготове вне досягаемости выстрела, все время крича: Al calachuni, calachuni — что значит: Убивайте вождя54. И действительно, наш капитан получил десять ран от стрел; три стрелы попали и в меня, причем одна — в левый бок, проникнув до кости. Двух из нас они унесли живьем: Алонсо Бото да старого одного португальца. Врагам то и дело подносили все новые стрелы и дротики, а также еду и питье в изобилии; прибывали к ним и свежие подкрепления. Мы же все до единого были изранены, многие дважды или трижды, некоторые сквозь горло, капитан наш истекал кровью из многих paн и около 50 солдат уже пали мертвыми. В этом отчаянном положении мы решили пробиться к нашим лодкам. Эх, какие поднялись крики, свист! Как замелькали стрелы, дротики, камни! Нас же подстерегала новая беда: когда мы, не рассчитав нагрузки, бросились в лодки, все они перевернулись, и мы должны были плыть, держась за них, пока не достигли нашего малого судна. Многих при этом еще ранили и убили так как индейцы преследовали нас в своих лодках.

Так мы спаслись. Но не все: при перекличке не оказалось 50 солдат, помимо тех двух, которые были захвачены живыми; а вскоре еще пятеро умерли от ран и жажды, тела их бросили в море. А ведь битва продолжалась около часа. Поселение, как было сказано, называлось Чампотон, но наши пилоты и моряки занесли на свои карты: Берег Злой Битвы [(Costa de Mala Peled)].

Тяжко страдали раненые при перевязке, ибо промывать раны пришлось морской водой. Ранеными же, за исключением одного лишь солдата, были все, многие трижды и четырежды, а капитан наш, как сказано, имел 10 ран от стрел. Решили мы посему вернуться на Кубу, но так как большинство наших матросов были с нами на берегу и тоже были ранены, то не хватало рук для управления кораблями, и мы зажгли наше малое судно, взяв оттуда припасы и снасти.

Хуже же всего было отсутствие пресной воды. Наши бочки мы оставили в Чампотоне, и теперь нас томила такая жажда, что мы охлаждали губы и язык, прикладывая к ним лезвие топора. Да! Тяжкое дело открывать новые земли! Понять это может лишь тот, кто сам прошел сквозь беды и ужас.

Мы держались как можно ближе к берегу, надеясь увидеть какую-либо речку. Но лишь на третьи сутки мы набрели не то на залив, не то на устье. Сейчас же мы отрядили на берег 15 матросов, не участвовавших в битве, и 3 солдат, получивших поверхностные лишь раны; взяли они с собой топоры, кирки, лопаты и три бочки. Но вода в устье оказалась соленой, а когда они вырыли колодцы, то и там набралась такая же соленая и горькая вода. Наполнили они одну бочку, но никто ее не мог пить, а двое попробовавших — сильно разболелись. При этом устье было множество больших ящериц, и по этой причине оно было названо — Устье Ящериц55. Пока они искали воду, поднялись ужасные норд [(norte)] и норд-ост [(nordeste)], почти выбросившие наши суда на сушу, ибо якорных канатов у нас хватило, да и матросы наши сошли на берег за водой. Видя это они поспешили на корабли и кое-как заякорили их; два дня и две ночи висели мы на волоске, а затем опять вышли в море, чтобы идти к острову Куба.

И тут пилот Аламинос и другие два пилота предложили идти прямо на Флориду56, от которой мы будто бы на расстоянии лишь 70 легуа пути, так как это будет ближайший и самый удобный путь к Гаване57; сам Аламинос уже бывал в тех водах, когда Хуан Понсе де Леон уже 14 или 15 лет тому назад открыл Флориду58. Действительно, в четверо суток мы пересекли залив, и берег Флориды открылся пред нами.