В сибирских лагерях. Воспоминания немецкого пленного. 1945-1946 - Хорст Герлах Страница 3

И вновь вражеский танк, открывший огонь, прервал мои мысли. Он стоял как раз на пересечении нашей дороги с главной; таким образом получилось, что все наши пути к отступлению перекрыты. Бежать было слишком поздно. Ничего не оставалось, как повернуть в обратную сторону и возвращаться домой.

На обратном пути я снова проехал телефонный узел, откуда пытался позвонить. Там стояла полная неразбериха. Причиной хаоса были четыре немецких солдата, которые сбились с главной дороги и завязли в глубоких сугробах. Утомленные дорогой и ведомые страхом попасть в плен к врагу, они говорили, что русские уже вошли в центр Эльбинга и что нет сомнений в том, что мы окружены. Услышав такие разговоры, я скатился с холма и бросился к дому так быстро, как только мог.

По пути мне встретились несколько повозок. У уставших путешественников не было карты, они понятия не имели, где приблизительно находятся, они заблудились и ездили кругами по одному и тому же месту. На их лицах читалось отчаяние и безнадежность, когда я объяснял им ситуацию, рассказывая, что, похоже, русские уже захватили нас. Они проехали несколько сотен миль в надежде избежать плена и не попасть под обстрелы и огонь, но сейчас судьба одним безжалостным ударом уничтожила все их усилия.

Вернувшись обратно в свою деревню и рассказав о последних невеселых событиях, я обломил ту соломинку, до последнего служившую надеждой. В этом безграничном море разочарования оставался лишь один островок надежды – вера в то, что немецкие войска пойдут в контрнаступление. На нас с юго-востока шли дивизии русских танков. Ни пехота, ни артиллерия не сопровождала танки, а без них полный захват территории был невозможен.

Я не мог дольше оставаться дома. Будучи молодым, я жаждал новых приключений. На этот раз я решил отправиться в противоположную сторону. Прямо за нашей деревней находилось имение, которое сдавало в аренду ферму поменьше, располагавшуюся на шоссе. Около главной фермы я встретил сына хозяина. Поздоровавшись и обменявшись последними новостями, он рассказал мне, что русские заняли вторую ферму, выставив свою охрану. Мысль о том, что такое может произойти и с нами, бросила меня в дрожь.

Я повернул обратно и, чтобы не терять времени, решил срезать путь через поле. Тут я обнаружил следы на снегу. Возможно, их оставили спасающиеся бегством немецкие солдаты, и я пошел в их направлении, пока не наткнулся на старую шинель. Я поднял ее и, проверив карманы, из одного достал большую луковицу; здесь же лежала красноармейская звезда! Очевидно, солдат из армии Власова потерял шинель, которая могла вывалиться из его вещей, а может, специально выбросил из-за того, что было тяжело нести лишнюю громоздкую вещь. Несколько дней назад я как раз видел много отступающих солдат-власовцев. Эти солдаты являлись добровольцами, служившими в немецкой армии под командованием бывшего русского генерала Власова. Позднее он был взят в плен Красной армией и казнен за измену Родине.

Солдат, которому принадлежала шинель, должно быть, держал советскую звезду на случай, если ему снова придется вернуться в лагерь русских.

Я улыбнулся. Но сразу же вспомнил эмблему, которую носил на своей фуражке, обозначавшую мою принадлежность к гитлеровским войскам. Я снял ее и положил себе в карман. Найденную звездочку я убрал туда же. С ухмылкой я подумал о том, что два значка, характеризующие диаметрально противоположные миры, нашли друг друга у меня в кармане.

Я вернулся домой к обеду, но ни у кого из нас не было аппетита. Все были в подавленном настроении. Немецкая пропаганда в прессе и на радио и даже свидетельства очевидцев готовили нас к тому, что скоро мы будем «освобождены». Мы со страхом ожидали этих русских «спасителей».

С тех пор как работники нашей фермы вместе с другими сельхозрабочими из соседних четырех деревень были призваны в фольксштурм, полувоенную организацию, образованную в конце войны, и отправлены в Эльбинг, нам пришлось самим по очереди ухаживать за скотом. Выполняя эту работу, я чувствовал себя немного легче. Здесь все было тихо и спокойно, и я даже радовался, что не вижу суматохи и беспокойства, которые угнетали меня.

Но это чувство облегчения длилось недолго. Жители соседних деревень приехали к нам и рассказали, что русские держат под контролем все и уже заняли здание почты. Вдобавок ко всему русские дали понять, что к вечеру займут и нашу деревню, а те, у кого найдут какое-либо оружие, будут расстреляны.

Мой отец выбросил свой армейский пистолет в снег за домом, а охотничьи ружья я спрятал на крыше свинарника. Затем отец, уже знавший по опыту Первой и Второй мировой войны, как русские любят часы и ботинки, велел нам с братьями надеть их на себя, полагая, что солдаты не станут снимать ботинки у нас с ног.

Ближе к вечеру неожиданно над нашими головами раздался звук двигателей моторов. «Возможно, это наши истребители!» – подумал я. Мы выбежали из домов, глядя в небо. Девять мессершмиттов открыли огонь из пушек и сбросили бомбы на русские танки. Затем все самолеты заняли свои места в строю и, взяв курс на север, скрылись из вида.