Лев Яшин - Владимир Галедин Страница 3

Лев рано потерял мать. Но жили они вдвоем с Иваном Петровичем недолго. История с валенком имела продолжение. По поздним воспоминаниям Ивана Петровича, именно тогда, глядя на заплаканного и наполовину босого сына, он понял: ребенку нужна мать. После чего весьма быстро женился на Александре Петровне, ставшей для Лёвы родной матерью. По крайней мере, в опубликованных мемуарах Яшин ее так и называет.

Боже упаси хоть на йоту усомниться в искренности слов Ивана Петровича. Однако стоит признать: мужчина не всегда женится лишь с той целью, дабы у его сына появилась вторая мать. Младший брат Льва Борис появился на свет уже в 1939 году. Таким образом, заявила права на существование новая счастливая семья.

Вроде бы жить-поживать в радости. Но приходит беда, безжалостно сокрушившая самые оптимистичные планы. В июне 1941-го одиннадцатилетний Лёва был отправлен к родственникам под Подольск и собирался отдохнуть со вкусом и по полной программе: походы за грибами, купание в речке, футбол с местными, ну и любимая на всю жизнь рыбалка. Не вышло. Война. Пришлось вернуться с Александрой Петровной в Москву. Потом будет «мини-эвакуация» под Воскресенск, куда вывезли всю школу, спасая детей от бомбежек. Яшин очень интересно описывает настроение сверстников в первые дни войны. Пока еще они оставались детьми: «Мы еще, конечно, не понимали, да и не могли понимать смысла этого слова — „война“. Мы, правда, с малых лет слышали его и ежедневно стократ повторяли сами, начиная нашу очередную детскую игру. И теперь еще по инерции продолжали относиться к войне как к игре».

У них во дворе была еще одна забава: «казаки-разбойники». Сидя в еще не снесенных тогда сараях, ребята разрабатывали «военные» планы, имея противником розовощеких обитателей соседнего дома, которые в таком же сарае готовились к контратаке. Но всё это было «понарошку», а тут появилась возможность наблюдать войну настоящую, «всамделишную»…

Поразительно, как скоро, всего через несколько месяцев изменится его представление о грядущей беде.

В октябре отцовский завод с семьями рабочих эвакуировали под Ульяновск. Точнее сказать нельзя: никакого адреса не существовало, ибо и помещения-то не было. Оборудование разгружали в голой степи. «Этот день, — пишет вратарь в книге „Счастье трудных побед“, — я могу с полным основанием считать последним днем своего детства».

В принципе, на этом главу «Детство» можно было бы закончить. Но я не стал этого делать. Так как, во-первых, 11 или даже 13 лет — в любом случае это еще детство. Пусть взрослое, невыносимо тяжелое, но детство. А во-вторых… Есть в словах Льва Ивановича некая потаенная горечь. Как у А. М. Горького в названии «Мои университеты»: известно же, что классику не довелось окончить по сходным с Яшиным причинам даже средней школы. Поэтому продолжим рассказ.

* * *

…Ползимы через степь таскали станки и устанавливали их под открытым небом. Потом строили завод. Разумеется, посильное участие принимали все — и дети в том числе. Жили голодно. Кормить, как говорится, никто не обещал. Посему Лёва с отцом ездили в ближайшую деревню (20 километров) и меняли там отобранные Александрой Петровной вроде как ненужные вещи на картошку, брюкву, муку, овсянку, которые привозили домой на санках.

К концу зимы завод пустили. Лев Иванович вспоминает тонкую и прямую как струна тропинку в снегу, ведущую от ими же выстроенных бараков на завод, ими же построенный. По ней и шли, экономя силы перед воистину каторжной работой.

А весной 43-го четверо молодых ребят из цеха Ивана Петровича ушли на фронт. Заменить их в степи под Ульяновском было некем. И отец взял сына на завод учеником слесаря.

Так, в 13 лет начался трудовой путь Льва Яшина. Мать подшила ему отцовскую спецовку, и вот они уже вместе встают в шесть утра и по той тоненькой тропке идут к светящимся заводским огням.

Сегодня по закону подросток может работать четыре часа. Потом, до совершеннолетия, не более шести.

Тринадцатилетний Лёва начал трудиться сразу же наравне со взрослыми. Бывало, и в две смены. А бывало и так: «Жизнь на заводе учила ежедневно и ежечасно. Однажды нашему участку дали особо срочное задание. Кончилась смена. Отстояли другую, а партия деталей, необходимых для выпуска остро необходимых фронту изделий, всё еще не была готова. Слипались глаза. Усталость валила людей с ног.

— Что будем делать? — спросил один из моих товарищей начальника участка Ивана Васильевича Попова. — Может, поспим хоть часок?

— Какой там сон? — раздалось в ответ. — Разве на передовой солдаты спят, когда идет наступление? Раз нужно для фронта — сделаем, а уж потом отдыхать пойдем.

И в самом деле, пока не завершили задание, никто не ушел со своего места».

Как повлияли годы запредельного военного труда на организм Льва Ивановича? Этого мы никогда не узнаем. Одно известно достоверно: курить он начал с тринадцати лет как раз в цеху под Ульяновском. И курил всю жизнь очень много, даже будучи вратарем сборной. И перед матчами — тоже.

Пора упомянуть еще одного человека, которого наряду с отцом Яшин почитал всю жизнь.

Это механик, мастер цеха, Михаил Ильич Овсянкин. Чтобы понять роль наставника в жизни учеников военного времени, надо представить себе цех 500-го завода образца 1943 года. Итак, примерно 100 рабочих, из них лишь трое-четверо являются специалистами. Остальные — мелкотня, заменившая ушедших на фронт.

Дети, которые постоянно хотят есть и почти сразу устают. Кроме того, тот же Яшин, будучи сыном отменного профессионала, своими руками соорудить, безусловно, что-то мог, но в ФЗУ (фабрично-заводском училище) не обучался и специальными навыками не обладал. «А план — самый что ни на есть взрослый. И спрашивали за него по всей строгости», — напоминает Яшин. Спрашивали, понятно, прежде всего с Овсянкина. Ныне почти любой тренер причину неудач объяснит слабым составом. Михаил же Ильич во время, заметим, не спортивной, а самой настоящей войны всё принимал на себя. Ребят не ругал, наоборот, защищал от нападок и грубости. И учил, не жалея сил и времени. Во многом благодаря Овсянкину Лёва еще под Ульяновском стал слесарем 3-го разряда, добыв для семьи еще одну рабочую карточку. А доброта, выдержка, мужество Михаила Ильича для Льва Ивановича останутся примером навсегда. И проявятся спустя годы, когда он сам станет ветераном и наставником.

Уже после получения Львом 3-го разряда на завод поступила и мать, Александра Петровна. Боре исполнилось четыре года, и его можно было оставить одного. Что ж, у той эпохи существовало свое понимание возможности и необходимости.

Тот факт, что уже трое Яшиных оказались на заводе, тем не менее и тогда вызвал интерес у местной прессы. Заводская многотиражка выдала статью «Рабочая династия». И хотя всех троих в ней, естественно, хвалили и ставили в пример, Иван Петрович рассердился: «Чего шуметь зря. Ничего особенного: живем как все».

Маленькое отступление. Историк футбола А. М. Соскин в своей книге «Лев Яшин. За кулисами славы» (обращаться к которой в силу ее энциклопедичности я буду довольно часто) привел слова Льва Ивановича, произнесенные годы спустя в ответ на чьи-то дифирамбы в его адрес: «Чего шумят. Делаю свое дело». Точь-в-точь, как когда-то отец, не правда ли? Все-таки духовная их связь удивительна.