Хроники времен Сервантеса - Владимир Фромер Страница 3

— Могу, повелитель. Я знаю стены этого города и готов отлить такую пушку, которая разнесет их в прах. Но это будет дорого стоить.

— Если ты это сделаешь, то возьмешь из моей казны столько золота, сколько сможешь унести, — пообещал султан.

Урбан принялся за работу, и через три месяца первая пушка была готова. Ее установили на берегу Босфора, и вскоре она продемонстрировала свою грозную мощь, разнеся в щепки венецианский корабль, доставлявший в Константинополь продовольствие. Султан был в восторге и приказал исполнять любые желания мастера.

И Урбан занялся отливом самой большой пушки в мире. Она была девяти метров в длину с калибром в три четверти метра. Ядро весило свыше семисот килограммов. Греки прозвали ее Базилика. Царь-пушка.

Урбан отлил для Мехмета много пушек, в том числе семиметровых. Но Базилика так и осталась непревзойденной. Это была даже не пушка, а огромная камнеметная машина. Чтобы доставить ее к стенам Константинополя, потребовались усилия целой армии и десятков тысяч землекопов, выравнивавших своими лопатами дорогу на ее пути. Через всю Фракию, по гористой местности, тащили этого медного дракона пятьдесят пар волов, запряженных в гигантскую платформу на деревянных катках, где покоился подпираемый со всех сторон двумястами солдат драгоценный груз.

Первый же выстрел из этого орудия, выбросивший с чудовищным грохотом гигантское ядро, проделал в городской стене зияющую брешь. Защитники Константинополя были в шоке. Да и остальные пушки делали свою работу, упорно и неумолимо пробивая стены города сверкающими ударами. Бреши и проломы усеяли когда-то монолитную стену, и восемь тысяч защитников города с отчаянием ждали, когда же ринется на штурм вся восьмидесятитысячная армия султана.

После шести недель непрерывных боев терпение Мехмета истощилось. Стена во многих местах уже разрушена, но все турецкие атаки отбиты с большими потерями для нападавших. Мехмет понимал, что у него только две возможности: снять осаду или все поставить на карту и приступить к решающему штурму города. Без колебаний выбрал он вторую возможность и назначил штурм Константинополя на ночь 29 мая.

* * *

В понедельник 28 мая пришедшие с моря черные тучи сгустились над осажденным городом. Мехмет, не смыкавший глаз вторые сутки, счел это хорошим предзнаменованием. Он знал, что сегодня решится все. Но прежде чем начать действовать, он велел расстелить перед своим шатром молитвенный коврик. «Неважно, кто я перед людьми, важно, кто я перед Аллахом», — сказал он и босым встал на коврик, обратившись лицом в сторону Мекки. Трижды коснулся он лбом земли и произнес молитву, прося Аллаха даровать правоверным победу. А позади султана десятки тысяч солдат также склонили головы до самой земли и, обратившись в ту же сторону, в едином ритме произнесли ту же молитву. Взошедшее солнце осветило это величественное зрелище.

Султан встал и вновь превратился из смиренного раба Аллаха в грозного воина и повелителя. От Золотого Рога до Мраморного моря, вдоль всего гигантского лагеря, от палатки к палатке проехал он на любимом своем белом коне, подбадривая военачальников и воодушевляя солдат. Он старался говорить громко, выговаривал слова медленно и четко. Каждый солдат должен был чувствовать, что султан обращается лично к нему. Но слова это только слова. Мех-мет, неплохой психолог, знал, как разжечь боевой пыл своего войска.

Он послал своих «теллалов» (глашатаев) во все концы огромного лагеря, и они торжественно возвестили под грохот барабанов и звуки фанфар: «Султан Мехмет клянется именем Аллаха, именем Мухаммеда и четырьмя тысячами пророков, клянется душой своего отца султана Мурада, клянется жизнью своих детей и своей саблей, что после взятия Константинополя он дарует своим солдатам на три дня право неограниченного разграбления города. Сам же султан отказывается от какой-либо доли, кроме чести завоевания этого последнего оплота Восточной Римской империи». Солдаты встретили эту весть такими неистовыми криками восторга, словно их охватило беснование.

К вечеру, когда все небо покрылось тучами и начался проливной дождь, турецкий лагерь пришел в движение. Тысячи людей, как муравьи, тащили пушки и стенобитные орудия поближе к стене, заканчивали засыпку рва, волокли лестницы и веревки с крючьями, завершая последние приготовления к штурму. Защитники города ничем не могли им помешать.

В половине второго ночи султан приказал начать атаку. Грохот барабанов, звуки труб, цимбал и флейт внезапно вспороли тишину. Затрепетал в воздухе гигантский султанский штандарт, и тысячи солдат с воплями: «Ля иляха илля Алла» ринулись на стены с лестницами, веревками и крюками.

Мехмет тщательно продумал план битвы. Сначала он бросил в бой нерегулярные отряды башибузуков. Их задача — измотать противника, прежде чем будут введены в дело его лучшие войска.

Башибузуков около тридцати тысяч. Это пестрый сброд. В их рядах и преступники, скрывающиеся под турецкими знаменами от карающей длани правосудия, и авантюристы — любители наживы всех мастей и всех национальностей. Среди них немало выходцев из христианских стран. Здесь можно увидеть славян и венгров, немцев, итальянцев и даже греков, готовых сражаться против своих соплеменников за обещанную военную добычу.

Башибузуки атаковали вдоль всей стены, но только на участке башни Ликоса, где она основательно разрушена, они имели какие-то шансы на успех. В других местах башибузуки просто сковывали силы оборонявшихся, чтобы не дать им возможности перебросить подкрепления на наиболее уязвимый участок. Ну, а там то вздымался, то опускался целый лес копий и мечей. В тусклом свете дымящихся факелов видно было, как спешили башибузуки к стене, неся сотни лестниц. Их рубили мечами, швыряли в них огромные камни, десятками сбрасывали в ров, но они упрямо продолжали карабкаться наверх. У них не было выбора. Сзади поставлены заградительные отряды султана. Они убивали каждого, кто пытался покинуть поле боя.

Башибузуков, этот не имеющий ценности человеческий материал, Мехмет решил использовать до конца. Но их многочисленность только мешала им. В проломах стены образовалась страшная давка. Сдавленные плечами атакующих, убитые не падали сразу. Волна наступавших несла вперед их тела с раскрытыми ртами, в которых застрял предсмертный крик. Защитники вновь убивали их, уже мертвых. Заваленный трупами ров внизу стал похож на мозаику из человеческих тел. За спинами обороняющихся пылали несколько разрушенных артиллерией зданий, и тяжелые клубы дыма медленно поднимались вверх, унося с собой исчезавшие в черноте неба искры.

Защитники города пока брали верх, но Мехмет не ошибся в своих расчетах. Воинов Константина некому сменить, и усталость постепенно одолевала их. После двух часов ожесточенного сражения Мехмет приказал башибузукам отступить. Они понесли большие потери, но выполнили свою задачу, измотав противника. На короткое время воцарилась тишина, но чувствовалось в ней нечто зловещее. Не успели защитники города перевести дыхание, как дикие звуки труб и грохот барабанов возвестили о начале новой атаки.

На штурм пошли анатолийские отряды Исхак-паши. В отличие от башибузуков, они дисциплинированы, хорошо обучены, защищены кольчугами. Но, главное, свежи и полны сил. Под призывную музыку труб и флейт анатолийцы лавиной скатились с холма к воротам Святого Романа, сильно поврежденным артиллерийским огнем. В византийских церквях ударили в набат, но звон колоколов потонул в звуках канонады. В дело вновь вступила турецкая артиллерия, в том числе и гигантская пушка Урбана. Анатолийцы, как прежде башибузуки, не могли воспользоваться своим численным превосходством из-за узости пространства. Защитники города разили их стрелами, теснили в рукопашных схватках, швыряли в них камни, жернова, чаны, бочки — все, что могло убивать. И вот уже дрогнули анатолийцы, ослабел их напор.