Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны следствия - Филипп Шенон Страница 3

Гарро сказала Томасу, что Дюран ей всегда была противна – и из-за ее левых убеждений, и из-за скандальной любовной жизни. Она была замужем за кузеном Елены Гарро, но ни для кого в Мехико не оставался тайной ее бурный роман с кубинским послом в Мексике, случившийся за два года до той вечеринки. Посол тоже состоял в браке, но готов был бросить жену и жить с Дюран. «Гарро никогда не имела дела с Сильвией, которую она презирает и считает шлюхой», – писал Томас.

Лишь после убийства Кеннеди Гарро, по ее словам, узнала, что Дюран на короткое время стала и любовницей Освальда. Гарро сказала Томасу, что Дюран не только спала с Освальдом, но и познакомила его с жившими в Мехико сторонниками Кастро, кубинцами и мексиканцами. Именно Дюран привела Освальда на вечеринку твиста. «Она была его любовницей», – утверждала Гарро. Как она говорила Томасу, «все знали, что Сильвия Дюран – любовница Освальда».

Томас спросил Гарро, кому еще она рассказывала об этом. Она ответила, что почти год после убийства молчала, опасаясь за собственную безопасность и за свою 26-летнюю дочь, которая также видела и запомнила Освальда на той вечеринке. Однако осенью 1964 года, как раз после того, как комиссия Уоррена закончила свою работу, Гарро собралась с духом, встретилась с работниками американского посольства в Мехико и рассказала им все, что знала. К ее изумлению, больше к ней из посольства не обращались.

В служебной записке госсекретарю Томас из осторожности оговорился: эти показания насчет Освальда и кубинцев могли быть и вымыслом, сочиненным исключительно талантливой мексиканской писательницей. Гарро отличалась пылким воображением, и на ее восприятии действительности сказывались ее политические пристрастия – она могла принять за Освальда другого молодого человека на той вечеринке. «Я знал, что Гарро профессиональная антикоммунистка, которая за любым неблагоприятным политическим событием видит коммунистический заговор, – писал Томас. – Возможно, тщательное расследование опровергло бы ее показания». Тем не менее проверить рассказ Гарро, по его мнению, было необходимо. «Было бы легко и удобно замять дело, заявив, что мисс Гарро – ненадежный источник, поскольку она пристрастна, эмоциональна, творческая натура, – писал Томас, – но с учетом представленных мной фактов полагаю, что этот вопрос требует дальнейшего расследования».

Как утверждал в этой служебной записке Томас, его начальству в посольстве было хорошо известно сообщение Гарро, поскольку «он их известил». После каждого разговора с ней в 1965 году он подавал им подробные доклады. В тот год он даже на Рождество писал служебную записку, датированную 25 декабря, излагая все, что услышал от Гарро утром на праздничном мероприятии. Он проследил за тем, чтобы его доклады попадали напрямую к Уинстону Скотту, главе резидентуры ЦРУ в Мексике9. Скотт, любезный 56-летний уроженец Алабамы, располагал источниками на высшем уровне мексиканского правительства: сменявшие друг друга мексиканские президенты обращались к нему за покровительством, а их ближайшие помощники становились его высокооплачиваемыми информаторами. Даже мексиканские чиновники считали Скотта, занявшего этот пост в 1956 году, гораздо более могущественным человеком, чем американские послы, с которыми он формально сотрудничал. Заместителям Скотта было известно, что и в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли он пользуется необычайным влиянием, в том числе благодаря многолетней дружбе с Джеймсом Энглтоном, главой отдела контрразведки ЦРУ, главным в Управлении «охотником на кротов». Эти двое служили в ЦРУ с момента его основания в 1947 году.

В служебной записке Роджерсу Томас заявил, что Скотт и сотрудники посольства не стали проверять информацию о связи Освальда с кубинцами. Сперва Скотт выразил некоторый интерес, но потом перестал обращать внимание на добытую Томасом информацию, даже когда в 1967 году, перед тем как уехать из Мексики в Вашингтон, Томас попытался вновь поднять этот вопрос.

Томас готов был признать, что, «даже если все сведения в прилагаемой служебной записке соответствуют истине, сами по себе они не служат доказательством заговора с целью убить президента Кеннеди», однако письмо Роджерсу он завершал предостережением на случай, если показания Гарро, неподтвержденные, но и не расследованные, просочатся когда-либо за пределы ЦРУ и Госдепартамента: «Если они сделаются известны, все, кто пытался дискредитировать отчет комиссии Уоррена, окажутся на коне и смогут делать из них любые выводы, – рассуждал Томас. – Доверие к отчету Уоррена будет подорвано, в особенности если выяснится, что о сообщении Гарро знали, но не проявили к нему должного внимания».

31 июля 1969 года стало последним рабочим днем Томаса в Госдепартаменте. Прошло всего шесть дней с отправки служебной записки Роджерсу. Из документов Госдепартамента трудно понять, был ли Томас сразу же информирован о судьбе этой записки. 29 августа в письме под грифом «Конфиденциально» отдел внутренней безопасности Госдепартамента обратился к ЦРУ с просьбой прокомментировать представленный Томасом материал. Госдепартамент передал в ЦРУ как служебную записку Томаса, так и некоторые сопутствующие документы.

Примерно три недели спустя ЦРУ дало не слишком любезный ответ. Вот он, от начала до конца: «Тема: Чарльз Уильям Томас. По поводу вашей служебной записки от 28 августа 1969 г. Мы проверили прилагаемые документы и не видим нужды в дальнейших действиях. Копия ответа направлена в Федеральное бюро расследований и в Секретную службу Соединенных Штатов». На ответе стоит подпись Энглтона, главы контрразведки ЦРУ, и одного из его заместителей, Реймонда Рокки. Об этой отповеди из ЦРУ Томаса проинформировали и, насколько он мог судить, на том все и кончилось – больше ничего он сделать не мог.

Когда через два года Томас покончил с собой, The Washington Post опубликовала некролог из 186 слов, где о причине смерти упоминалось лишь мимоходом: «Причиной смерти, по заключению полиции, являются огнестрельные раны»10. (На самом деле в свидетельстве о смерти упоминается лишь одна огнестрельная рана – в правый висок.) По ходатайству родственников умершего следователи из Конгресса подняли его личное дело и убедились, что Томаса «отчислили» из Госдепартамента по ошибке. По-видимому, карьеры он лишился из-за бюрократической ошибки: инспекторский отчет, рекомендовавший повысить Томаса, по причинам, так и оставшимся неразъясненными, не попал в папку с его личным делом.

Следователи Конгресса заподозрили, что решение выдавить Томаса со службы могло быть вызвано и другими факторами, в том числе его настойчивыми и нежелательными требованиями добиться рассмотрения показаний Гарро. «Я всегда считал, что это как-то связано с его расспросами об Освальде, – говорил бывший следователь Конгресса, – но доказать это было невозможно. Если его уволили из-за событий в Мехико, то кто-то кому-то подал знак – и все»11. В Мексике ходили слухи, что работавший в посольстве заместитель Уина Скотта развязал кампанию слухов и клеветы против Томаса, а зачем – большинство мексиканских друзей Томаса даже не догадывались.

Бывший сенатор от Индианы Берч Бэй, возглавлявший с 1979 по 1981 год сенатский Комитет по разведке, помог семье Томаса получить пенсию, в которой ей после самоубийства Томаса отказали. По словам Бэя, заступился он за родных Томаса главным образом потому, что Томас был родом из Индианы. В интервью 2013 года бывший сенатор признался, что причины отставки Томаса он так и не постиг. «Бессмыслица какая-то», – сказал Бэй, в очередной раз повторив, что о связи между Томасом и расследованием убийства Кеннеди ему ничего не известно. Бывший сенатор сказал также, что увольнение Томаса может иметь, а может и не иметь отношения к тем сведениям, которые он получил в Мехико и пытался расследовать. «Но кое-что с Чарльзом Томасом случилось, – заключил Бэй. – Собственное правительство затравило его насмерть»12.