Петр I. Добрый или злой гений России - Иван Медведев Страница 3

Кровавые сцены стрелецкого бунта не могли не сказаться на психике юного Петра. Жуткая гибель близких ему людей преследовала его всю жизнь, сказалась на формировании личности – юный царь рос нервным, невыдержанным, беспокойным, впечатлительным мальчиком, склонным к проявлению безудержной ярости и жестокости. Его преследовали ночные кошмары, в минуты гнева лицо сводила гримаса судорог, участились приступы эпилепсии, которой он страдал, вероятно, от рождения.

В Преображенском Петр оказался предоставленным самому себе, не связанный дворцовым церемониалом, мог позволить следовать своим природным наклонностям, что впоследствии составило его яркую индивидуальность. Военные забавы продолжали поглощать все его внимание, появились новые товарищи для игр – худородные сыновья дворовой челяди. Большинство мальчиков любят играть в войну, а маленький царь имеет возможность играть в почти настоящую войну. Очень скоро деревянные сабли и пищали потешная гвардия Петра поменяла на боевое оружие, вплоть до пушек.

Рослый, сильный и выносливый, юный царь интересовался ремеслами, целыми днями пропадал в кузнице. Вид раскаленного железа, россыпь искр завораживали его. Народ дивился чудачествам Петра – не царское это дело махать молотом да палить из пушек в компании с конюхами и холопами.

Петра опекали его дядьки (воспитатели) Борис Голицын и Тихон Стрешнев. Последнего он почитал за отца. Молодому царю симпатизировали, старались быть ему полезными пострадавшие от стрельцов представители знатных фамилий – в первую очередь Долгорукие и Ромодановские. Когда Петру было четырнадцать лет, Яков Долгорукий, заметив его новую страсть к заморским техническим диковинам, рассказал ему о приборе, с помощью которого «можно измерять расстояния, не сходя с места». Петр загорелся, попросил достать ему такой инструмент. Долгорукий, побывавший с дипломатической миссией во Франции, привез царю обещанный подарок – астролябию. Петр тут же попросил показать, как пользоваться столь удивительным прибором. Ни Долгорукий, ни никто другой из окружения молодого царя не имел об этом ни малейшего представления. Положение спас личный врач Петра, немец, который обещал поспрашивать знающих людей в Немецкой слободе, где проживали иностранцы. В следующий свой визит доктор привел с собой голландца Франца Тиммермана, плотника и купца, обладавшего некоторыми знаниями по инженерной части, но Петр ничего не понял из объяснений голландца – он не знал ни арифметики, ни геометрии. До сих пор серьезным образованием Петра никто не занимался, читал он с трудом, писал и того хуже. Со дня знакомства с Тиммерманом в нем пробудилась еще одна могучая страсть на всю жизнь – к знаниям. Голландец не только стал его учителем, но и товарищем, хотя был старше своего ученика почти на тридцать лет. В учебе Петр проявил усердие и блестящие способности. Тиммерман не обладал обширными познаниями, преподавание сводилось к простому изложению основных правил арифметики и геометрии, но его ученик все схватывал на лету, до многих премудростей науки доходил собственным умом. С особенным интересом он выслушал курс по фортификации и строительству крепостей; полученные знания немедленно принялся применять на практике.

В окрестностях Преображенского села вырос целый военный городок – казармы, арсеналы, фортификационные сооружения. На берегу Яузы была возведена крепость Пресбург. Военные игры Петра приобретали все более серьезный характер, росло число потешных солдат, шла закупка оружия. В службу к молодому царю принимались все желающие из окрестных сел Семеновское, Измайлово, Воробьево, не взирая на «породу», лишь бы новобранцы имели охоту к военной науке, были старательны в учении, сообразительны, шустры и исполнительны. Наряду с конюхами и холопами тактику боевых действий постигали отпрыски знатных московских родов – будущий фельдмаршал Михаил Голицын начал военную карьеру барабанщиком, впрочем, как и сам Петр. Командирами «потешных робят» в ратном деле стали преимущественно иностранные офицеры, которые привлекались через Бориса Голицына, имевшего в Немецкой слободе обширные связи. В 1987 году из солдат, обученных по западным образцам, Петр сформировал два батальона, из которых позже выросла русская гвардия – Преображенский и Семеновский полки.

Естественно, все это не могло не беспокоить Софью и находящихся у власти Милославских, хотя внешне они не проявляли особой озабоченности, представляли стрельбу в Преображенском сумасбродным дурачеством. Умная и весьма амбициозная Софья, мечты которой простирались до самого царского венца, не могла не понимать, что батальоны сводного братца могут помешать ее головокружительным планам. Но при всем желании она не могла запретить «потехи» Петра. Он являлся царем, все распоряжения по закупке оружия, обмундирования, комплектованию новобранцев проводились официальными грамотами через Думу и Приказы. Не выполнить требование царя – равносильно смертному приговору. Также Петр пополнял свои арсеналы через посредников в Немецкой слободе в форме подарков от иноземцев, которые вообще не подлежали контролю со стороны правительства.

Решить проблему Петра, на которого работало время, Софья могла только одним способом – устранить подрастающего соперника и самой стать полновластной самодержицей. Брата Ивана, первого царя, власть совершенно не интересовала, больше всего он желал жить частной жизнью в загородной усадьбе. Снова опереться на стрельцов в полной мере регентша уже не могла: многие из них были недовольны ее правлением, другим новый переворот казался слишком рискованным. Попытки осторожно прощупать почву на предмет восшествия на престол оказались удручающими: патриарх Иоаким ответил категорическим отказом, бояре и в кошмарном сне не могли себе представить женщину на московском троне – это совершенно не укладывалось в русские монархические традиции конца XVII века. Но Софье, вкусившей сладость власти, теперь очень трудно было от нее отказаться.

Осматривая Измайловские амбары на предмет всяких ему интересных и полезных вещей, Петр наткнулся на старый подгнивший морской бот, принадлежавший его деду Никите Ивановичу Романову, использовавшийся когда-то для прогулок по Москве-реке. Эта встреча оказалась судьбоносной не только для Петра, но и для всей страны. Он заворожено рассматривал острый киль, изящные обводы бортов, вздернутый нос. Ничего подобного раньше молодой царь не видел. Тиммерман объяснил, что подобные суда используются в военном флоте при больших кораблях для связи, перевозки грузов, разведки берегов, высадке десанта, спасении экипажа при кораблекрушении. Особенно Петра поразило то, что в отличие от поморской ладьи бот способен плавать как по ветру, так и против него. Сильно удивленный, он воспламенился идеей отремонтировать судно, оснастить и лично опробовать все его возможности. Но есть ли сведущие в этом деле люди? Тиммерман знал таких. В Немецкой слободе проживал промышлявший столярным ремеслом голландец Карстен Бранд, который еще при Алексее Тишайшем принимал участие в строительстве первого и единственного русского военного корабля «Орел», сожженного Степаном Разиным на Оке прямо у пирса. Бранд быстро привел бот в порядок, который опробовали на Яузе. Узкая река мало подходила для морских маневров – бот то и дело упирался в ее берега. Местный Просяной пруд тоже оказался недостаточно просторным для нового увлечения молодого царя, охватившее его властно и стремительно, на всю жизнь. Он приказал доставить бот на Переславское (Плещеево) озеро, находящееся в ста двадцати верстах от Москвы. Здесь под руководством Бранда он постиг науку управления парусами и решил построить еще несколько судов.