Александр II - Александр Яковлев Страница 3

Москва восстанавливалась после пожаров и погромов войны, жизнь ее обитателей приобрела обычный распорядок. На лето столица пустела, и мостовые даже на Тверской зарастали травой и одуванчиками, легкий пух которых мешал спать московским будочникам, попадая в нос. Будочник чихал, просыпался, оглядывал местность – ничего.

В одном из московских кварталов, в одноэтажном доме, тщательно оштукатуренном и побеленном, так что и не увидеть, что деревянный, в том же 1818 году, спустя полтора месяца после пушечной пальбы в Кремле, случилось прибавление семейства. Родился второй сын, названный в честь одного из братьев матери Николаем.

Окна детской выходили на тихий двор, поросший травой, лишь возле крыльца, по настоянию Елизаветы Дмитриевны Милютиной, были посажены кусты шиповника, растения полезного и приятного глазу. За кладовой и сараями были ледник, конюшня и полуразрушенный амбар, который пять лет назад был разобран окрестными погорельцами почти до основания, да так и остался стоять. У хозяина руки не доходили, а жена мало вникала в хозяйственные дела. Шиповник был, пожалуй, ее единственным вкладом в существование заднего двора.

Николенька родился в начале июня, и потому поездку в имение пришлось отложить. Скучали в Москве, быстро пустевшей. Кто совершенно спокойно отнесся к пребыванию в городе, так это старший сынок, двухгодовалый Митя. Имя свое он получил в честь деда по матери. Был очень спокоен, тихо, внимательно и подолгу рассматривал все вокруг. Мать особенно любила его, но с рождением второго сына должна была передать нянюшке. Елизавета Дмитриевна все свое внимание отдавала детям. Она входила во все мельчайшие подробности их жизни: кто как спал, как ел, и отчего у Мити скучный вид, и почему малютка Коко морщится…

Из-за духоты они стали пить чай на балконе. После службы глава семейства Алексей Михайлович ложился в кабинете соснуть часок, а после выходил во двор, нетерпеливо выслушивал доклад почтенного Степана Григорьевича, правителя дома, и поднимался на балкон. И теплыми июньскими вечерами супруги обсуждали устройство будущей своей жизни. Мечты их рознились.

Алексей Михайлович видел главным своим делом уплату отцовских долгов и устройство имения, чтобы было что оставить детям. Честолюбивых намерений он не имел. Дворянин всего в третьем поколении, он сознавал, что трудненько делать карьеру. Денег хватало на то, чтобы едва-едва обеспечить семью, и это по скромному московскому образу жизни, в Петербурге потребовалось бы много больше. Военная карьера была для него закрыта отчасти по неохоте, несклонности к военной службе и, главным образом, из-за поврежденной в юности ноги.

Елизавета Дмитриевна вынужденно смирила свое честолюбие. Вся ее семья принадлежала к чиновно-придворному миру, родной брат Павел Дмитриевич был в большом фаворе у государя, в двадцать шесть лет стал флигель-адъютантом, и поначалу ей мечталось о том же и для мужа. Его прадед, правда, был истопником, но при царях – Петре и Иване Алексеевичах. Бывали и более скромные возможности для начала карьеры.

Алексей Михайлович привлек ее внимание своей полной непохожестью на петербургских щеголей. С мягкой готовностью он ей покорился, и это понравилось. Как привязанность переросла в приятную привычку видеть его, говорить, наставлять, журить, а там и в более глубокое чувство, она и не заметила. Родные слегка удивились, но будущий свекор был фабрикантом, богачом, сочли, что в общем партия не блестящая, но подходящая.

Только после смерти свекра, когда Алексей Михайлович лихорадочно расплачивался с долгами, бегал по богатым родственникам, не слишком готовым открывать свои кошели для неудачливого родича, когда она вдруг оказалась без своего выезда и не решалась ходить в Гостиный Двор в модные лавки, она осознала, какая жизнь им предстоит. Обладая ясным и трезвым умом и сильным характером, она нисколько не огорчилась. Она любила мужа.

Переехали в Москву. Алексею Михайловичу по протекции шурина дали не слишком хлопотное, но и не слишком денежное место секретаря комиссии по построению храма Христа Спасителя. По своей добросовестности он с головой вошел во все дела комиссии, часто рассказывал Елизавете Дмитриевне о величественном проекте Витберга, а однажды пригласил великого архитектора на обед… Среди вечерних мечтаний супругов было и такое: пройдет несколько лет, и они с детьми, а оба были уверены, что детей у них будет много, приедут на высокий берег Москвы-реки, и Алексей Михайлович покажет детям храм-памятник, к созиданию коего прямо причастен. Но он был неудачник, и эта мечта его также не сбылась.

А впрочем, был ли он неудачником? Он честно работал и мечтал, чтобы в новом большом доме росли дети, мальчики и девочки, учились, женились и выходили замуж, а ему привозили внуков.

Елизавете Дмитриевне виделась необыкновенная карьера сыновей. Они должны были стать генералами, послами, министрами, первыми слугами будущего царя, их ровесника Александра Николаевича, а она издали следила бы за их карьерой. Алексей Михайлович не перечил ей. Он сознавал, сколь мало оправдал ее надежды, и потому желал ей утешения в мечтаниях, хотя бы и несбыточных.

Он и подумать не мог, что все так именно и случится, что его сыновья Дмитрий и Николай Милютины станут первыми помощниками будущего российского императора и навсегда делами своими впишут свои имена, а значит и его имя, в историю. Но пока все это только предстояло. Дети росли, и делами занимались их родители.