Моя любимая Эми. История о том, как я дважды потеряла свою дочь - Дженис Уайнхаус Страница 3

Теперь, оборачиваясь назад, я понимаю, что жизнь с Эми с самого начала обещала быть чем угодно, но точно не спокойной поездкой. Я родила Эми 14 сентября 1983 года в госпитале Чейз-Фарм, неподалеку от Энфилда, Северный Лондон, в возрасте 27 лет, и она сразу же начала делать все по-своему. За сутки до этого меня срочно привезли в больницу, но оказалось, что схватки были ложными, и меня отправили обратно домой. Следующим полуднем Эми решила, что готова явиться на свет, и второй раз за сутки ее отец Митчелл повез меня в родильное отделение, находившееся в 15 минутах езды от дома. Эми родилась в 22:25 с опозданием на четыре дня.

Я не запомнила, как прошли роды, зато отчетливо помню, как впервые взяла Эми на руки и подумала: «У меня дважды родился один и тот же ребенок!» Мой сын Алекс появился на свет четырьмя годами ранее и при рождении был невероятно схож с Эми, мягкие каштановые волосы, миндалевидные глаза и красивейшие черты лица. Я знаю, что так говорят все мамы, но Эми и Алекс и правда были очаровательными.

Во время второй беременности я была более уверенной и не волновалась о том, что впервые стану мамой. Помню, как боялась, когда Алекс плакал, и как паниковала, когда он издавал звук, значение которого я еще не понимала. Мой адреналин зашкаливал, и я чертовски уставала. С Эми я была куда более спокойной, плюс мне повезло с легкой беременностью. Не считая утренней тошноты, можно сказать, что девять месяцев прошли без сюрпризов – было лишь теплое чувство предвкушения новых родов. Хотя с бегающим туда-сюда трехлеткой у меня не оставалось времени на размышления.

До того как родить, я никогда не представляла себя в роли матери. Я была довольно непростым подростком и часто думала о том, как вообще буду управляться с маленьким человеком. В те годы создать семью и родить детей было почти обязанностью. Все мои друзья так и сделали. Митчелл и я были из еврейских семей: рождение внуков для своих родителей было неписаным правилом. Я не видела себя в традиционной роли, но рождение детей изменило мою жизнь так, как не может больше ничего. Когда я забеременела Алексом, то с первыми его движениями в животе ребенок перестал быть чем-то далеким, он стал МОИМ ребенком. Я безумно полюбила его. Когда родилась Эми, я думала о них двоих как о просто «моих малышах».

Митчелл и я решили родить второго ребенка отчасти потому, что хотели, чтобы у Алекса была сестра или брат, и отчасти потому, что дедушка и бабушка Митчелла были еще живы. Хотелось, чтобы Бен и его жена Фанни, которым уже было за 80, увидели семью в полном составе. Бен управлял барбершопом на Коммершл-стрит в районе Уайтчепел, и мы часто ездили в Восточный Лондон навестить их – нам приходилось вползать по лестницам на последний этаж. Я была бы рада и мальчику, и девочке, но была уверена, что мы ждем еще одного сына.

Мы теснились в небольшой двушке в Винчмор-Хилл, Северный Лондон, которую мы с Митчеллом купили после свадьбы. Теперь, в ожидании Эми, мы решили переехать в дом с тремя комнатами на Осидж-Лэйн, пригородную улочку в районе Саутгейта, недалеко от Брэмфордского суда. Там мы с Митчеллом провели большую часть своей жизни. В нашем новом доме я включала классическую музыку на магнитофоне и бродила по гостиной, разговаривая с Эми, которая росла с каждым днем. «Ты точно мальчик», – приговаривала я, поглаживая живот. Когда я укладывала Алекса спать, он говорил: «Мама, я не могу дождаться рождения братика». На самом деле нас не заботил пол ребенка: главное, чтобы он был жив-здоров. Но втайне я мечтала о дочке. Эми стоила всех месяцев надежд и ожиданий.

За месяц до ее рождения я начала принимать таблетки на основе малиновых листьев. Может, это и миф, но я слышала, что они облегчают боли при схватках. Я почти убедила себя, что рождение этого ребенка пройдет быстро и легко. Как бы не так. Большую часть своих четырехчасовых схваток я провела стоя, чувствуя, как время между ними все сокращается, а сами схватки становятся сильнее. Я протерпела слишком долго для эпидуральной анестезии, так что по приезде в родильную я рассчитывала на одну лишь кислородную маску.

Никогда не забуду, как акушерка хвалила меня за терпение и спокойствие на последнем этапе. Я не могла перестать хихикать, потому что она, очевидно, не слышала воплей, которые я выпускала в кислородную маску при каждой потуге. «Это девочка!» – услышала я ее голос, когда выскочила 3,5-килограммовая Эми. Я аж выпрямилась. «Охренеть!» – закричала я, что было, наверное, неуместно, но мой мозг работал на износ. Девочка? Серьезно? Вау.

Сейчас я иногда думаю, что судьба Эми была предрешена заранее и что она должна была пробыть рядом со мной короткое время. Но в ту секунду я думала о другом. Она была так совершенна, что меня охватило сильное желание прижать ее к себе и защитить. Сегодня детей дают матерям на руки сразу после рождения. Но тогда Эми забрали, помыли, укутали и принесли ко мне в палату уже в люльке. Боль от этой недолгой разлуки сильно расстроила меня. Мне безумно хотелось взглянуть на ее лицо и потрогать ее маленькие ручки, так что всю первую ночь я не спала и любовалась ею. Она была прекрасна. Я не могла отвести от нее глаз.

Для меня рождение девочки стало новым опытом. Каждая мать понимает волнение, связанное с рождением ребенка. Мы все переживаем, что что-то пойдет не так, но я убедила себя, что все началось хорошо. Эми, храни ее Господь, была самой собой с первых секунд, но я интуитивно понимала ее. Когда она была юной, я ощущала, что связь между нами глубоко эмоциональна и совершенна. Я не могла дождаться, когда же настанет время всяких девчачьих ритуалов: выбора одежды, расчесывания волос, болтовни и объятий. Любовь к сыновьям так же сильна, но мальчики намного легче отдаляются от родителей.

Имя Эймс, которое мы с Митчеллом давно выбрали для планировавшегося мальчика, исчезло, а взамен его появилось имя Эми. Еврейская традиция требует называть детей именем, начинающимся на первую букву имени усопшего родственника. Мою бабушку Ханну также называли Энни, так что Эми мы назвали в честь нее, а среднее имя – Джейд – выбрали в честь отца отчима Митчелла Джека.

Алекс был рожден в госпитале Университетского колледжа, в шумном центре Лондона. Тогда матерей с первенцами держали в больнице дольше, чем сейчас, так что на протяжении четырех дней я училась кормить и купать малыша. Из моего окна открывался вид на башню Post Office, выделяющуюся на фоне города. И когда вокруг меня не было нашей огромной семьи, радовавшейся пополнению, я смотрела в окно и мечтала. А после рождения Эми я вернулась в Осидж-Лэйн уже через два дня. Но возле моей кровати в Чейз-Фарм стояло не меньше поздравителей.

И Митчелл, и я росли в больших семьях, осевших в Лондоне в начале 1920-х, так что вне зависимости от повода – будь то рождение детей или бар-мицва – они собирались огромными толпами. Домой дружно вошли мой папа Эдди, мой брат Брайан и сестра Дебра, к ним присоединились бабушка и дедушка Митчелла, а также его родители – мама Синтия и отчим Ларри. Наши дяди, тети, сестры и братья, племянники и племянницы, а также друзья – все они тоже пришли. Появился даже мой нынешний муж Ричард, который был женат на Стефани, моей тогдашней лучшей подруге. Где была наша семья, там были жизнь, шум и смех. Я помню, как Митчелл хвастался Эми всем, чье внимание мог привлечь. Он поднимал ее и вертел в воздухе.