Истории торговца книгами - Мартин Лейтем Страница 3

…отголоски ностальгии, которые часто слышны в словах… студентов факультета английской литературы… причитающих, что требование изучать критику и теорию, с которым они вынуждены мириться, душит любовь к писателям и к чтению, которая изначально и сподвигла их выбрать именно эту специальность.

Человек, отыскавший свою заветную, греющую душу книгу, подобен влюбленному и часто запоминает этот момент на всю жизнь. На протяжении нескольких лет, когда мне было чуть больше двадцати, я частенько наведывался в лондонский район Челси, на улицу Тайт, где пристегивал свой односкоростной студенческий велосипед к ограде многоквартирного дома в эдвардианском стиле. Вся улица была проникнута книжным духом: в паре шагов оттуда некогда жили Рэдклифф Холл ^[9] и Оскар Уайльд. Я заходил в старый лифт, и, когда он медленно подъезжал к верхнему этажу, перед моими глазами появлялась видневшаяся сквозь прутья лифтовой решетки лестничная площадка, а на ней – две ноги в поношенных, изготовленных вручную кожаных ботинках из магазина Tricker’s на Джермин-стрит. Во время моих визитов к писателю и путешественнику Уилфриду Тэсиджеру мы подолгу беседовали – подчас до глубокой ночи, – пока за окном мерцал огнями перекинутый через Темзу мост Альберта.

Его называли последним из викторианских исследователей, но его ненависть к двигателю внутреннего сгорания и уважение к мировоззрению коренных народов подтолкнули более молодых авторов, таких как Левисон Вуд и Рори Стюарт, дать ему новое прозвище – первый хиппи. Хотя с именем Тэсиджера связана история о том, как он подружился с бедуинами и пересек пустыню Руб-эль-Хали, он также был заядлым библиофилом, поэтому мы много разговаривали о книгах: передо мной сидел человек, в коллекции которого имелось подписное издание «Семи столпов мудрости» в обложке, изготовленной из обломков деревянных пропеллеров со сбитого в Хиджазе турецкого самолета 1915 года, – редкость, о которой, похоже, не слышал ни один книготорговец, с которым мне доводилось общаться.

На каталожной карточке своим мелким ровным почерком Тэсиджер написал мне список из шести книг, которые были ему особенно дороги. Среди них было «Возвращение в Брайдсхед» (тогда я впервые услышал об этой книге), но ему пришлось сделать оговорку: он был хорошо знаком с Ивлином Во, когда жил в Абиссинии, и, по его словам, это был «тот еще треклятый тип», и он никогда не принял бы его за автора столь замечательного произведения. У Тэсиджера, который был удостоен ордена «За боевые заслуги» за храбрость, проявленную в сражении против сил Муссолини в Абиссинии, а позднее поступил на службу в недавно учрежденную специальную авиадесантную службу вооруженных сил Великобритании, сложилось совсем не лестное мнение о Во, явившемся доложить о вторжении итальянских войск в большой широкополой шляпе. «Эта чертова шляпа», – говорил Тэсиджер, качая головой при воспоминании об этом, но все же с тенью улыбки на лице.

Теперь, став книготорговцем (в то время я им еще не был, а был лишь докторантом, усердно трудившимся над диссертацией по истории), я знаю, что «Брайдсхед» стал заветной книгой для многих людей, независимо от их пола и возраста. Рассказанная Во история о жизни аристократии продается неизменно хорошо благодаря его дурманящей прозе и – по крайней мере, мне так кажется – его способности всколыхнуть в душе читателя некое неуловимое ощущение прекрасного, не лишая его неуловимости.

Недавно ко мне в магазин зашла одна девушка и сказала: «Я только что прочла “Возвращение в Брайдсхед”. Эта книга… другая, она меня по-настоящему потрясла, и теперь мне нужно что-то, что можно прочесть следом, – понимаете, что-нибудь, что действительно берет за душу».

Непростой вопрос, непосредственно касающийся удовольствия, которое мы получаем от чтения: есть книги, прочесть которые своего рода долг, а есть те, ради которых ты просыпаешься спозаранку и нарочно медлишь, приближаясь к развязке, чтобы отсрочить расставание. Ни Достоевский, ни Диккенс не сгодились бы той покупательнице. Она поняла бы необычную творческую цель, которую ставил перед собой Набоков. В одном интервью, которое в плохом качестве было записано для телевидения в 1950-х годах, он сказал (так быстро, что мне пришлось несколько раз перематывать, прежде чем я смог разобрать слова), что писал не ради того, чтобы тронуть сердце читателя или повлиять на его разум, а чтобы «добиться той пробегающей по позвоночнику дрожи, что знакома профессиональному читателю». Требовался быстрый и решительный укол внутривенно. Я стал вспоминать свои собственные «тотемные» книги: может, «Автокатастрофа» Дж. Г. Балларда? Не годится: однажды, вступившись за эту книгу, я спровоцировал драку в пабе, в лондонском Фулхэме (меня среди участников не было). Мы положили перед покупательницей «Я захватываю замок», «Убить пересмешника», «На охоте» ^[10] и «Франкенштейна». Позже я узнал, как это часто бывает, что она осталась чрезвычайно довольна первой из этих книг – романом Доди Смит – и удивлялась, что о нем мало кто знает.

В списке Тэсиджера также оказалась опубликованная в 1943 году книга альпиниста Эрика Шиптона «На той вершине» (Upon That Mountain). На протяжении многих лет Тэсиджер не раз упоминал, что потерял эту книгу и никак не мог отыскать новый экземпляр. Лишь теперь, вспоминая об этом, я вдруг понял: как это ни парадоксально, он хотел, чтобы эта книга ему не попалась. Она была для него окутанной дымкой мечтой, предметом желаний, чем-то, что напоминало, как писал в своем шедевре его товарищ, любивший неуместно огромные головные уборы…