Айн Рэнд. Эгоизм для победителей - Дженнифер Бернс Страница 3

Отец Айн Рэнд, Зиновий Розенбаум, был человеком, который «сделал себя сам». Свой путь он начал в желанном Варшавском университете – привилегированном месте, где вместе с ним учились ещё несколько евреев. После получения степени доктора химических наук он открыл своё дело в Санкт-Петербурге. К моменту Февральской революции он с семьёй успел обосноваться в уютной большой квартире на Невском проспекте, знаменитом месте в самом центре города. Его образованная и интеллигентная жена Анна была родом из зажиточной и влиятельной семьи. Её отец был искусным портным, которого жаловали в Русской императорской армии, что помогало защищать их большую семью от антисемитского насилия.

Анна и Зиновий считали европейскую культуру эпохи Просвещения важнее своего религиозного воспитания. Они соблюдали основные еврейские праздники, устраивали Седер Песах каждый год, но в остальном по большей части вели светский образ жизни. Дома они разговаривали на русском, а три их дочери брали частные уроки по французскому, немецкому, а также занимались гимнастикой и игрой на пианино. Своей старшей дочери Алисе, родившейся в 1905 г., они говорили, что «культура, цивилизованность и всё, что в мире есть интересного… находится за границей», и не позволяли ей читать русскую литературу ^[5].

Своей культурной выдержанностью и светским образом жизни семья Розенбаумов сильно отличалась от подавляющего большинства семей русских евреев, живших в штетлах – черте осёдлости. Подчинявшимся и ограничиваемым волей царя в выборе занятия и места жительства русским евреям удавалось находить шаткое пристанище в пределах империи до 1880-х гг., когда ряд погромов и новых запретительных законов положили начало волне миграции. За период с 1897 по 1915 г. Россию покинуло более миллиона евреев, в основном направлявшихся в Соединённые Штаты. Другие переезжали в города, где для проживания им нужно было зарегистрироваться. Еврейское сообщество Санкт-Петербурга выросло с 6700 человек в 1869 г. до 35 тыс. в 1910 г. На тот момент Алисе уже было пять лет ^[6].

По любым меркам, русским или еврейским, семья Розенбаумов считалась элитой, привилегированной. Бабушка и дедушка Алисы по линии матери были настолько богаты, с трепетом замечали дети, что, когда их бабушке нужна была салфетка, она с помощью кнопки на стене вызывала прислугу ^[7]. Алиса и её сестры росли при поваре, гувернантке, няне и домашних учителях. Их мать любила принимать гостей, и их чудесная квартира всегда была наполнена родственниками и друзьями, которых она приглашала на свои вечерние приёмы. Каждое лето семья ездила в Крым, популярное у зажиточных людей место отдыха. Когда Алисе было девять лет, она вместе с семьёй шесть месяцев путешествовала по Австрии и Швейцарии.

Детство Алисы было наполнено непостоянством её матери. В юности Алиса поняла, что невольно стала участницей соревнования Анны с мужем её сестры. Обе семьи жили в одном доме. Её мать приходила в восторг каждый раз, когда Алиса опережала своих двоюродных братьев и сестёр в чтении, письме или арифметике, а также хвасталась своей дочерью на семейных встречах. Но когда они оставались наедине, она ругала свою старшую дочь за то, что у неё нет друзей. Алиса была одиноким, отчуждённым ребёнком. В непривычных для неё обстоятельствах она вела себя тихо и спокойно, наблюдая за всем взором своих больших тёмных глаз. Анне сдержанная натура Алисы нравилась всё меньше. «Почему мне не нравилось играть с остальными? Почему у меня не было подруг?» – этими словами она постоянно мучила меня» ^[8], – вспоминала Алиса. Иногда недовольство Анны переходило в полноценные приступы ярости. В «порыве темперамента» она набрасывалась на своих детей, однажды сломав ножки любимой куклы Алисы, а в другой раз порвав ценное фото Александра Керенского. Она открыто заявляла, что никогда не хотела детей, ненавидела о них заботиться и делала это только потому, что исполняла свой долг.

Зиновий, молчаливый и покорный, едва ли делал что-то, чтобы усмирить переменчивое поведение своей жены. Он самоотверженно работал на благо своей семьи, а свободное время проводил за игрой в вист, популярной карточной игрой. Несмотря на ссоры со своей мамой, Алиса знала, что, несомненно, была в семье любимицей. Её бабушка души в ней не чаяла, осыпая её безделушками и угощениями каждый раз, когда они виделись. Она была идолом для младшей сестры, и, хотя её отец оставался в стороне, как это было принято в то время, она чувствовала одобрение многих своих достижений.

После продолжительного домашнего обучения Алиса поступила в прогрессивную гимназию с большой академической нагрузкой. На уроках по религии девочек-евреек отсаживали в заднюю часть помещения, предоставляя им возможность занять себя самим ^[9]. Что на самом деле отделяло Алису ото всех, было не в её религии, а в том самом отчуждённом характере, который так беспокоил её мать. Время от времени она обращала на себя внимание других девочек, но никогда не могла сделать эти отношения постоянной дружбой. Её базовое мироощущение просто было другим. Алиса была серьёзной и суровой, не одобрявшей сплетни, игры или интриги для популярности. «Я была застенчива, потому что буквально не знала, о чём говорить с людьми», – вспоминала она. Одноклассники были для Алисы загадкой, «для которой, видимо, не было подходящих подсказок». Единственным спасительным средством был её интеллект. Высокие оценки в школе позволили ей завоевать если не любовь, то по крайней мере уважение одноклассников ^[10]. Мнение о своём детстве Алиса резюмировала в написанном ею сочинении в подростковом возрасте: «Детство – худшая пора в жизни человека».