Тайный сыск генерала де Витта - Владимир Шигин Страница 29

Почти в это же время в Петербурге была сыграна другая свадьба. Любимец императора Александра и сводный брат Ивана Осиповича генерал-адъютант Станислав Потоцкий венчался браком с сестрой Елизаветы Ксаверьевны Екатериной Браницкой. Таким образом, отныне де Витт становился хоть и не кровным, но все же родственником семьи Воронцовых. Женитьба Воронцова на Браницкой тоже будет иметь самое непосредственное отношение к судьбе нашего героя в дальнейшем. Что же касается отношений Воронцова и де Витта, то дружба будет связывать их обоих до самой смерти Ивана Осиповича.

Во Франции де Витт первым забил тревогу по поводу того, что молодые гвардейские офицеры оказались весьма подвержены влиянию идей Французской революции и мирового масонства. Однако голос опытного разведчика тогда услышан не был. К информации де Витта отнеслись даже с некоторой брезгливостью. В офицерских кругах царили нравы ещё иных, рыцарских эпох, а потому слежка, подслушивание и информирование откровенно презирались. Что касается де Витта, то он придерживался совершенно иного мнения, исповедуя старое иезуитское: «Цель оправдывает средства». А потому, несмотря на упорное нежелание верховной власти видеть надвигающуюся угрозу, он на свой собственный страх и риск продолжает следить за масонскими связями вольнодумцев в мундирах.

Помимо огромной работы по обустройству и функционированию Южных военных поселений де Витт активно занимается и столь любимыми им тайными операциями. Старый недруг де Витта А. Ланжерон признает: «Витт очень полезен для такой (тайной. — В.Ш.) службы, но, вероятно, многие не захотели бы оказаться на его месте за любую цену». Но почему оговорка «не захотели»? Вариантов здесь может быть только два. Первый: господа дворяне не желали заниматься «неблагородными» тайными операциями. Второй: немногие вообще могли бы заниматься тайными операциями на столь высоком уровне, как де Витт. Впрочем, думается, что Ланжерон имел в виду первый вариант. Причина? Дело в том, что Ланжерон был одним из самых видных масонов Юга России. Безусловно, он прекрасно знал об антимасонской деятельности де Витта и о том, что граф прекрасно осведомлен тайной деятельности Ланжерона. Всё это, разумеется, не могло вызывать у Ланжерона положительных эмоций в отношении де Витта.

В этот период Иван Осипович имел непосредственное отношение к деятельности тайного общества греческих патриотов «Филики этерия» (Дружеского общества) на Юге России под началом генерал-майора Александра Ипсиланти. Самого генерала он знал ещё по заграничному походу 1814 года. Они вместе участвовали в сражениях при Бауцене и Дрездене, где Ипсиланти потерял правую руку. После войны Ипсиланти состоял адъютантом у Александра I, командовал бригадой в гусарской дивизии. Де Витт, сам наполовину грек, был с Ипсиланти в дружеских отношениях. Помимо всего прочего, думается, что де Витт присматривал за этеристами (члены гетерий, тайных обществ в Греции, ставивших своей целью борьбу против турецкого ига. — Ред.). Впрочем, так как ничего антигосударственного против России они не замышляли, то и отношение к ним было весьма лояльным. Петербург прекрасно знал о существовании «тайной» греческой организации, но полагал, что при возможном осложнении с турками «Филики этерия» может быть полезна. В силу этого де Витт оказывал «Филики этерия» определенную помощь. Нюансы этого сотрудничества нам неизвестны, но можно предположить, что через де Витта Ипсиланти поступали определенные финансовые средства, закупалось оружие. Кроме того, через своих агентов граф мог обеспечивать Ипсиланти информацией о состоянии турецких войск у границы.

В марте 1821 года Александр Ипсиланти, воспользовавшись смертью господаря Валахии и Молдавии Александра Суцо, с группой этеристов перешел через Прут и призвал народ дунайских княжеств к восстанию против турецкого ига. Предприятие с самого начала было обречено на провал. Румыны отнеслись к грекам без должного сочувствия. Кроме того, сам Ипсиланти не был ни полководцем, ни политиком. Мечтой его была (ни много ни мало!) корона короля Греции! В Яссах он окружил себя двором и целую неделю занимался раздачей титулов. Затем одобрил резню, устроенную одним из участников восстания, Василием Каравлием, во взятом им Галаце, вымогал деньги у местных богачей, арестовывая их и требуя выкупа. Когда же в своей прокламации Ипсиланти заявил, что «одна великая держава» обещала ему свою помощь, то этой ложью окончательно оттолкнул от себя императора Александра I. После этих событий всякая поддержка со стороны де Витта прекратилась. Несмотря на это, Ипсиланти уверял всех, что официальное заявление России — не более как дипломатический маневр. Наконец, в июне 1821 года после двух неудачных столкновений с турецкими войсками Ипсиланти бросил своих товарищей на произвол судьбы (все они потом погибли) и тайно бежал в Австрию. Там он был заключен в крепость Терезин. Спустя несколько лет, по ходатайству императора Николая I, Ипсиланти был выпущен на свободу и вскоре умер в Вене в 1828 году.

Необходимо отметить, что де Витт в это же время пролил свет на деятельность ещё одного весьма неприглядного общества — некоего «общества свиней». Это было особое закрытое сообщество. Дамы и господа там «врачевались всего на один вечер и не по выбору, а как случится», т. е. занимаясь свальным грехом. Друг друга они называли «сестрами-свиньями» и «братьями-свиньями». Отсюда и название общества.

Хотя никакой антигосударственной деятельности «свиньи» не осуществляли, де Витт всё же посчитал сам факт существования такой организации аморальным и антихристианским. Достаточно быстро граф установил через капитана Шервуда всех членов этого веселого сообщества. Николай I полностью поддержал де Витта. По решению императора «общество свиней» было немедленно разогнано. «Братья-свиньи» (а это были исключительно выходцы из Франции) были выдворены за пределы России, а их «сестер-свиней» вернули ротозеям-мужьям.

Высочайший уровень секретности этой работы де Витта признает пушкиновед Н. Эйдельман в своей книге «Пушкин и декабристы»: «В делах канцелярии Главного штаба сохранились некоторые документы, намекающие на тайную деятельность генерала». Дибич писал о нем: «Он человек чрезвычайно полезный в особенных обстоятельствах и способен к особенным должностям». 11 января 1823 года Дибич «по высочайшему повелению» предписывал киевскому губернатору «обратить должное внимание на изустное поручение, кое к вам имеет генерал-лейтенант граф Витт».

Пушкиновед признает, что ему удалось найти только следы тайной работы де Витта. Это естественно! В эпоху, когда не существовало мощных спецслужб с собственными секретными архивами, оставлять доказательства секретных операций в обычном армейском архиве было бы чистым безумием. Разумеется, де Витт это прекрасно понимал, именно потому поручения ему и давались исключительно «изустно», так же «изустно» он докладывал и о результатах выполненных поручений.

В это время судьба свела графа с генералом Киселевым. Они были знакомы и ранее, но теперь былое знакомство переросло в дружбу, а впоследствии они стали и родственниками. Дружба и сотрудничество де Витта с Киселевым продлится долгие годы, а потому нелишне будет остановиться на незаурядной личности генерала Киселева подробней.

Павел Дмитриевич Киселев родился в 1788 году в Москве в семье главноприсутствующего в оружейной палате действительного статского советника Дмитрия Киселева. Мать была из рода князей Урусовых. Воинскую службу Киселев начал юнкером в январе 1805 года. В конце 1806 года был произведен в корнеты Кавалергардского полка, принимал самое активное участие в кампаниях 1807 и 1812–1814 годов. В 1814 году был пожалован флигель-адъютантом и состоял при Александре I во время Венского конгресса. В 1817 году был произведен в генерал-майоры. Характеризуя Киселева, А.Ф. Кони говорил, что он был «настоящим слугою государства в лучшем смысле этого слова. Глубоко преданный своему монарху, он был не менее предан и Родине, будущему благу которой, прозреваемому светлым умом, он, несмотря на ранние общественные и служебные успехи, умел приносить в жертву своё самолюбие. Он был усерден, неподкупен — царю наперсник, но не раб». Карьера Киселева была стремительна. Из-за этого отношение к нему тоже было неоднозначным.