Кирилл Лавров - Наталья Старосельская Страница 29

Как мы уже говорили, Кирилл Лавров уже давно и много снимался в кино, но его подлинная биография киноартиста начинается именно с «Живых и мертвых».

Политрук Синцов — это своего рода концентрация движения мысли в фильме. Он был лишен у Лаврова какой бы то ни было монументальности, уверенности в каждом своем слове. Главное чувство, которым жил Синцов-Лавров, — боль, огромная боль всей России, проживающей и переживающей жестокую и страшную войну. Он видел все: мужество и трусость, отступления и поражения, спокойный, раздумчивый гуманизм комбрига Серпилина (это была блистательная работа Анатолия Папанова!) и наглость молодого лейтенанта, прорыв из окружения и гибель солдат под гусеницами вражеских танков. «Я видел за эти дни столько, сколько не видел за всю жизнь», — скажет Синцов редактору военной газеты, и в этих словах прозвучит не только «выученный текст», но и собственная память…

«Секрет роли и, добавим, ее сложность именно в том, что фигура героя предстает как связующее начало разорванных между собой эпизодов фильма, то есть носит часто нескрываемо функциональный характер, — писал Э. Яснец в книге о Кирилле Лаврове. — Рисуется эпос войны, события изображаются объективной камерой, а соединяются между собой образом Синцова — их свидетеля и участника. Его лицо — не бесстрастное, холодно отражающее зеркало. События проживаются этим человеком и словно отслаиваются в его душе все новыми изменениями, каким-то сгусточком мысли в тревожно распахнутых глазах».

И не только собственная память и иной угол зрения, возникавший от возраста и человеческого опыта, помогали артисту. В одном из интервью Кирилл Юрьевич говорил о том, что друзья его — в основном военные. В кругу этих людей он чувствовал себя увереннее и проще, нежели среди коллег. Может быть, потому, что семь лет, проведенных в армии, не прошли для Лаврова бесследно; может быть, потому, что Юрий Сергеевич Лавров так не хотел, чтобы его сын расставался с армией ради артистической карьеры, искренне полагая, что воинское дело — настоящее мужское.

В интервью Кирилл Лавров говорил: «Память сохранила всю атмосферу тех страшных первых месяцев войны: эвакуация, станции, забитые эшелонами, беженцы, грохот приближающихся боев… Все это для меня зримо, ощутимо. Когда впервые читал роман Симонова „Живые и мертвые“, многие сцены переживал так, будто это на самом деле случилось со мной».

Он и сыграл эту роль так, словно это случилось с ним самим. Политрук Синцов немногословен — в основном в фильме живут его глаза, глубокий, пристальный, страдающий и все понимающий взгляд человека, который наделен великим даром понимать обстоятельства и людей и оценивать их адекватно. Честный, принципиальный, прямой, мужественный, Синцов Лаврова был подлинной личностью. По словам критиков, он отчасти дописывал свою роль, насыщая ее вторыми планами и доказывая обоснованность каждого решения политрука без пафоса и надрыва. Он действительно был одним из тех умных и смелых героев войны, которым есть число и о которых мы узнаем с годами и десятилетиями все больше и больше, убеждаясь, что Кириллу Лаврову удалось сыграть в фильме «Живые и мертвые» то, чего мы еще не знали тогда, в середине 1960-х годов, о чем молчали больше, чем говорили…

Отчасти потому и была выстроена роль Синцова режиссером А. Столпером в основном на крупных планах. В самых разных ситуациях мы видели очень близко глаза Лаврова и по ним догадывались о многом.

В герое Кирилла Лаврова была огромная внутренняя убежденность в том, что как бы ни было трудно, но победа непременно останется за теми, кто защищает свою Родину и весь мир от коричневой чумы. «Тяжкая повседневность труда войны, скромный героизм, избегающий показухи, лицо, почти неразличимое, слившееся с общим усталым выражением многих лиц шагающих в колонне солдат, аскетическое самоограничение и душевная выносливость — все это узнавалось в Синцове-Лаврове как точные, метко схваченные черты эпохи Великой Отечественной» (Э. Яснец).

Очень важным было еще и то, что роман Константина Симонова явился одним из первых произведений, повествующих о войне не так, как это было принято прежде. Здесь дышала «окопная правда», здесь открыто говорилось о том, что формализм и демагогия и в эпоху горьких страданий пытались бороться с верой в человека, в его нравственные силы, что боязнь ответственности привела к гибели многих и многих.

Ожесточенная борьба Синцова за восстановление в рядах коммунистов показана в романе и в фильме не как частный случай, а как необходимость восстановления справедливости — в контексте всей военной атмосферы. «Научимся мы когда-нибудь верить людям?!» — с болью и гневом восклицает Синцов, получив очередной отказ на восстановление в партии. И речь здесь идет об извечной подозрительности к людям как системе взаимоотношений в армии, в окружающей реальности. Тема доверия, тема беспафосной, недекларируемой гуманности, пожалуй, именно после «Живых и мертвых» становится главной для Кирилла Лаврова — не только артиста Лаврова, но и человека, гражданина.

Можно без преувеличения сказать, что он глубоко пропустил ее через себя, эту ноту, этот мотив — доверие, без которого не может быть нормальных человеческих связей, нормальных человеческих взаимоотношений. И роль Синцова, как представляется, имела серьезное значение для Кирилла Лаврова не только как высокая профессиональная ступень, открывшая ему дорогу в «большой кинематограф», но и во многом повлияла на его личность, на тот процесс формирования, который еще отнюдь не был завершен. Переживать то, что пережил на протяжении двух серий фильма «Живые и мертвые» политрук Синцов, надо было еще долго, надо было переносить что-то на свою собственную жизнь, надо было осознать влияние роли на собственный характер, потому что и в повседневной жизни, при столкновении с разного рода несправедливостями и отсутствием доверия к человеку, у артиста Кирилла Лаврова взгляд делался непроизвольно тем самым, синцовским, которым он смотрел на нас с экрана, заставляя порой сжиматься от собственного несовершенства и допущенных ошибок…

Почти через два десятилетия после окончания той страшной войны Кирилл Лавров вернул тем, кто прошел по ее дорогам, живую и подлинную память о тех временах, а родившимся уже после войны подарил чувство глубокой благодарности и преклонения перед истинными героями — людьми, которые свято верили в Победу и делали все возможное для ее приближения.

И как причудливо порой играет нами судьба — ведь это именно после «Живых и мертвых» Кирилл Юрьевич Лавров оказался в Белграде, где нашел следы своего деда, скончавшегося и погребенного там в 1944 году! Благодаря этому фильму он смог узнать о последних годах жизни незаурядного человека, педагога, хорошо знавшего, как много значит в нашей жизни доверие к человеку.

После 1964 года известность Кирилла Лаврова шагнула далеко за пределы Ленинграда и Москвы — его узнали и полюбили уже не только как замечательного артиста одного из самых лучших советских театров, но как артиста кино, воплотившего на экране образ человека мужественного, сильного, умеющего бороться не только с фашизмом, но и с теми «внутренними» врагами, которые расшатывали нравственную целостность страны, нации. Можно без преувеличения сказать, что после фильма «Живые и мертвые» облик экранного героя слился для большинства с человеческим обликом — Кирилла Лаврова стали воспринимать как личность именно такого плана, такого масштаба. И в зрительских письмах можно часто уловить обращение к артисту как к политруку Синцову, у которого просили совета, с которым делились проблемами своей жизни.