Анти-Ахматова - Тамара Катаева Страница 29

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 488

Обещала придти вечером прочесть поэму Лиле и Геше — мы накупили винограду и пр. Читала хуже обычного, торопясь и гриппозно. Прочла ленинградский цикл (без детей: вспомнила, милая, что слушатели потеряли ребенка) и с новыми вводными строками ко всему вместе: кровавые громады, которые мне не очень понравились.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 488

Раневская кормила ее яйцами, вела себя как хозяйка.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр.491

С большим удовольствием рассказала о том, как патруль задержал Раневскую, но узнал и отпустил. Она всегда с гордостью говорит о ее гении и славе.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 492

Кругом хаос, грязь. NN — злая, раздражительная.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 493

«Такие стихи можно писать только по приказу. Ни один ленинградец так чувствовать не мог и не может».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 494

Это Ахматова о других.

«Зачем вы вчера привели ко мне этого болвана? — криком встретила меня NN. — Невежа, не понимает ничего, кроме одного слова: больница. Зачем надо было его ко мне тащить?.. У меня от него t поднялась» — «Я его привела, чтобы добыть лекарства, которые имеются только в его аптеке, — сказала я. — И он хороший врач». — «Вовсе не только в его аптеке! Все таскают ко мне лекарства!» Я грубости вообще не выношу. А от любимых людей — тем паче. И несправедливости. Поливанов — опытный, хороший врач, смотрел ее очень внимательно, на больнице вообще не настаивал… Я понимаю, что она страшно больна, и все же не могла подавить в себе возмущения. Она, мужественная — очень мужественная, и в чем же только ее мужество? — негнущаяся — а как дает себя согнуть болезни, как БОИТСЯ смерти (как БОЯЛАСЬ дороги).

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 497

Сегодня зашла ко мне Н. Я. Она настроена очень мрачно, говорит, что NN может умереть. Продолжает раздражаться из-за всего, из-за каждого пустяка. На всех кричит. Боится смерти, все время думает о ней.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 498

Я сегодня не была, так как ногам моим с каждым днем все хуже. Да и не тянет меня. «Лакеем я не буду и у царя небесного». И бесполезны мои визиты, так как хозяйничаю там не я, а лишние люди только мешают.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 498

Утром я пошла к Над. Ал. Пешковой. Разнюхать, не может ли она добиться для NN привилегированной больницы. (Военной? Или какого-то правительственного корпуса?). Застала Надежду Алексеевну, которая была весьма приветлива и обещала поговорить.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 498

Я отправилась к NN. Обрадовалась, услышав из-за двери смех (Ф.Г. показывала, как NN рассматривает свой температурный листок).

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 498

Меня вызвал к себе — через Раневскую — Радзинский и сказал, что надо пойти к Толстому, устроить деньги. Я пошла. Толстые обедали. Я оторвала от обеда Людмилу Ильиничну. Она выслушала и пошла выяснять.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 497

Монолог был самый гневный и увы! очень грубый. «Кто смеет бегать и клянчить от моего имени? Да не желаю я этих денег, они мне не нужны. Как она смела пойти без моего разрешения? Делают из меня такую же свинью, как сами! Неужели я прожила такую страшную жизнь, чтобы потом ТАК кончать?»

Ничего преступного увидеть не могу. Ведь это не пособие, ведь издательство должно NN гонорар, а Толстой — шеф издательства. Раневская (инициатор похода) молчала.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 498

За NN на легковой машине приехал директор клиники с сестрой; повезли в Ташми, но в особую какую-то палату. Всю дорогу сердилась.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 499

Пошли вместе. Раневская, как всегда, поражает пьяным возбуждением и какой-то грубостью и тонкостью вместе. Никого не пускают. Мы ходили к кому-то высшему, Раневская щеголяла заслуженностью.

Квадратная голубая палата, сверкающее окно. Расспрашивала Раневскую о комнате, о вещах, целы ли книги, кому что отдали. Обо всех мелочах. При нас принесли ей обед из Правительственной поликлиники.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 500

Меня ждала Надежда Яковлевна (Мандельштам), очень расстроенная. Сообщила нечто, чего я не хотела бы слышать: «NN объявила мне, что так как она помещена в Правительственной палате, то она не считает возможным, чтобы я ее посещала. Не думаете ли вы, что такая осторожность излишня? Я думаю, Осип на такое способен не был».

О, бедная моя. Ведь я не сумею «забыть и простить».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 499

NN диктовала Раневской телеграмму Пуниным: «Лежу больнице больна брюшным тифом желаю всем долгой счастливой жизни».

В Ленинград она сообщила также Лидии Гинзбург: «Больна брюшным тифом подготовьте Гаршина». Какая мелодраматичность. Готовят тогда, когда нужно сообщить о чем-то все-таки худшем, чем просто (у нее была — «просто» нетяжелая форма тифа) болезнь.

Когда Чуковская стала отговаривать, жалея адресатов, Ахматова, откричавшись, сердито засмеялась: «Господь с вами, Лидия Корнеевна, что это вдруг стали такой христианкой!»

Очень безжалостно все-таки. Ведь в Ленинград.

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 501

Послала Гаршину еще телеграмму, где упоминается «строгая диета»: «Это если в предыдущей телеграмме не пропустили слова «тиф», так чтобы он догадался».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 506

«У меня было осложнение, так как меня два дня кормили бараньим супом. К счастью, Ф.Г. это обнаружила. Теперь она принесет мне куриный: сама покупает куру, сама ее варит… Она меня спасла».

Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 507

Надеюсь, об этих ужасах она телеграммой в блокадный Ленинград Гаршину не сообщала.

Уход за ней отличный, директор правительственной поликлиники прислал особую сиделку и звонок (а то раньше надо было стучать ложечкой). Сиделка — деревенская дуреха, но это не важно.