Мазарини - Людмила Ивонина Страница 29

Через некоторое время Анна несколько смягчилась по отношению к подруге, стала приглашать ее на вечерние трапезы и развлечения. А хитрый кардинал даже делал вид, что увлекся герцогиней. В результате госпожа де Шеврез стала рассматривать подолыцения Мазарини как доказательства его слабости. Она вообразила, что наступил момент просить Анну о возвращении де Шатонефа. Все оказалось гораздо сложнее.

Королева благожелательно относилась к де Шатонефу. Во-первых, он был высокородным – его мать происходила из дома де ла Шартров. Во-вторых, его здравый смысл и опыт в делах хорошо были известны: он претерпел суровое заключение, он был тверд, решителен и любил свою страну. Но это был человек прошлого – Шатонеф желал восстановить ту старинную форму правления, которая существовала до Ришелье, другими словами, стремился помешать укреплению абсолютной монархии. А королева уже многое поняла и всецело находилась под влиянием своего первого министра. Анна не отваживалась пока показать госпоже де Шеврез, что категорически отказывает ей, и вместе с тем не шла наперекор желаниям Мазарини. Со своей стороны, Джулио уже давно догадывался, чего можно ожидать от герцогини, но был терпелив. Он советовал быть также терпеливой и королеве.

Между тем сама де Шеврез первой стала терять терпение. Ни для нее, ни для ее друзей ничего не делалось, а власть кардинала возрастала день ото дня. А он тешил ее только изъявлениями своей покорности и всяческими любезностями, стараясь заставить ее поверить, что пылко в нее влюблен. Опытная герцогиня уже все понимала. Она быстренько сошлась с группой придворных под главенством герцога де Бофора, называвших себя Важными или Высокомерными. Этот тесный кружок называли так еще потому, что они свысока относились к кардиналу Мазарини и считали, что его легко свалить с поста первого министра. Сюда входили Сен-Ибар, Монтрезор, граф де Бетюн, герцог Вандом, епископ Бове, а главное – генерал-полковник швейцарской гвардии де ла Шартр, который мог послужить основным орудием по удалению первого министра со своего «незаслуженного» поста. В дружеских отношениях с ними состоял и Ларошфуко, метавшийся между обеими партиями.

Но положение дел складывалось отнюдь не в пользу Высокомерных. Во-первых, Джулио своим поведением сумел убедить эту партию, что от него легко можно отделаться. Он искусно пользовался дерзким поведением госпожи де Шеврез, чтобы исподволь убедить королеву, что герцогиня стремится ею руководить. Он часто в интимных беседах внушал Анне, что, поскольку герцогиню поддерживают Бофор и его клика, честолюбие которых общеизвестно, регентская власть в конце концов может сосредоточиться в их руках. Тогда королева окажется еще более зависимой и удаленной от дел, чем при жизни покойного короля. Первый министр также подчеркивал, какое неблагоприятное впечатление на союзников Франции в войне могут произвести перемены в государстве. Ведь ему уже доверяют, а Высокомерных и в грош не ставят.

Во-вторых, Высокомерным не повезло с поддержкой знати. Гастон Орлеанский поддерживал кардинала, который обильно снабжал его денежными средствами для оплаты непомерных карточных проигрышей. Кроме того, любимец Гастона аббат Ларивьер был очень тщеславен, а Мазарини подавал ему надежду на обретение кардинальской шляпы. Гастон, по описанию Ларошфуко, «был малодушен, робок, легкомыслен, прост в обращении и одновременно кичлив».

Известный же политик и оппозиционер принц Конде был уже очень стар, теперь им руководила одна страсть – обогащаться. Его сын герцог Энгиенский успешно делал карьеру и только что (шел 1643 год) покрыл себя величайшей славой, какую может снискать двадцатилетнему принцу победа в битве при Рокруа, где наголову была разгромлена испанская армия. Он с триумфом возвратился в Париж, где его встречали на улицах толпы восхищенного его подвигами народа. Герцог Энгиенский был предан королеве и считал, что пока ему достаточно славы и власти. Он был юн, красив, умен и пока упоен славой и успехами. Вполне была довольна жизнью и его сестра герцогиня де Лонгвиль. Она была слишком занята самолюбованием и тем неотразимым впечатлением, которое производило ее остроумие на всякого, кто ее видел, чтобы вмещать в себя вдобавок и честолюбие.

В конце концов оппозиция Высокомерных и докучливость герцогини де Шеврез, которая стала казаться королеве просто занудой, изрядно надоели Анне и кардиналу. Более того, эта группа все же представляла опасность: никто не знал, чего от них можно ожидать завтра. Надо было вывести заговорщиков на чистую воду. Вскоре для этого представился удобный случай.

Герцог де Бофор, помимо других качеств, отличался безрассудством и непомерной влюбчивостью. Как раз в это время он был пылко влюблен в госпожу де Монбазон. Джулио с помощью своих людей решил столкнуть лоб в лоб Высокомерных и «высокородных». В один прекрасный день госпожа де Монбазон из-за нездоровья никуда не выезжала. Проведать ее явилось множество знатных особ и среди них Колиньи – потомок знаменитого гугенота адмирала Колиньи, героя Религиозных войн во Франции второй половины XVI века. Колиньи являлся сторонником и другом Мазарини и как бы нечаянно обронил два надушенных пылких письма, написанных красивым женским почерком.

Ни для кого не было секретом, что госпожа де Монбазон и герцогиня де Лонгвиль соперничали в свете. Каждая считала себя более красивой и окруженной наибольшим числом поклонников. Поэтому Монбазон, около которой упали эти письма, не упустила возможности подстроить пакость герцогине де Лонгвиль. Она и герцог де Бофор стали распространять при дворе, что Колиньи потерял письма де Лонгвиль, а это доказывает их близость. Вскоре история получила огласку, и весь род Конде почувствовал себя задетым. И хотя истина была восстановлена – почерки сравнили, и госпожа де Лонгвиль в глазах света была полностью оправдана, ее соперница не принесла ей публичного извинения. По этому поводу возникли долгие препирательства, усиливавшие взаимное озлобление.

Более всех был озлоблен герцог Энгиенский, исполненный негодования по поводу нанесенного сестре оскорбления. Сестра героя не может быть запачканной. Страх перед всем кланом Конде, поддерживаемым королевой и первым министром, заставил госпожу де Монбазон пойти на попятную. В назначенный день и час она прибыла в особняк Конде, где собрались знатнейшие лица королевства, но не присутствовала сама герцогиня де Лонгвиль. Монбазон произнесла речь в оправдание своего поступка, попросив простить ее за содеянное. Анна Австрийская приказала ей некоторое время не являться ко двору.

Герцогиня де Шеврез, герцог де Бофор и их соратники сочли, что эта немилость распространяется и на них и что это – вызов их партии. Они действительно перестали появляться у королевы, решив ускорить устранение кардинала Мазарини и, если понадобится, дойти и до прямого убийства. Джулио давно через своих шпионов знал о заговоре, об этом также проговорился один из швейцарцев де ла Шартра. Одновременно Анне Австрийской была подброшена записка. В ней говорилось: «Мадам, если Вы не избавитесь от нового кардинала, Вас от него избавят». В Париже на каждом углу говорили о готовящемся заговоре. Но Мазарини не стал дожидаться его развязки.

Убедившись, какое теперь отношение в свете к Высокомерным, кардинал распространил слух, что герцог де Бофор изобличен в преступном замысле против его особы и что в различных местах столицы, где предстояло проезжать первому министру, его поджидали убийцы. Позднее, по воспоминаниям одного из участников предполагавшегося покушения Анри де Шамьона, заговорщики несколько раз были близки к осуществлению своего намерения, но так и не решились совершить убийство. Королева дала свое разрешение на арест заговорщиков.