Шпион для Германии - Эрих Гимпель Страница 29

Еще до этого я проинструктировал Билли, что он должен был ответить в подобном случае. Он взглянул на меня нерешительно, но увидел выражение моего лица и отрешенно проговорил:

— Мы попали впросак. Довольно глупая история. — Показав на меня, он продолжил: — Это мой друг. От расстройства он даже рот раскрыть не может. Я заехал в кювет на его машине. Так что можешь представить, что было дальше.

— Есть ли у вас деньги?

— Конечно.

— Так куда вам надо?

— В Бангор.

— Вам повезло, — сказал водитель. — Я таксист и недавно закончил смену. Но заработать несколько долларов не откажусь.

Мы сели в машину. Билли расположился рядом с водителем, а я — на заднем сиденье. Рука моя была все еще в кармане, а палец на спусковом крючке кольта — совсем как в одном из кинобоевиков. Вообще-то мне еще не приходилось убивать людей. А если обстоятельства вынудят меня к этому? Пристрелить, например, этого мужчину, сидевшего рядом с Билли и рассказывавшего ему о своей восьмилетней дочери, которая хотела бы получить в качестве подарка к Рождеству игрушечную автомашину — «мастодонт» красного цвета, — не обязательно новую: ведь и в Америке хватает людей, которые не один раз пересчитают деньги, прежде чем что-то купить.

— А что вы намерены делать с вашей машиной? — спросил водитель.

— Это уже довольно старая модель, — со смехом ответил Билли. — Придется завтра утром вытаскивать ее из кювета. Но может быть, не стоит даже и этого делать.

Водитель разоткровенничался:

— Я подумал, стоит ли мне останавливаться. Выглядели-то вы не слишком… Но потом мне пришла в голову мысль, что с вами произошла, видимо, какая-то авария. Иначе чего это вам делать в безлюдном месте в лесу да еще с чемоданами…

— Как далеко еще ехать? — поинтересовался Билли.

— Минут десять. Может, надо увеличить скорость?

— Нет, не надо, — сказал Билли. — Мы не очень-то и спешим.

Я за все это время не произнес ни слова. Молча сидел на мягком сиденье. Чемоданы находились рядом со мной. Я надеялся, что все будет хорошо, и вместе с тем был готов на любые меры, если что-то пойдет не так, — например, если этот парень свернет с прямого пути и вообще начнет создавать для нас какие-либо проблемы. Наступила ночь с 29 на 30 ноября. В 23 часа 02 минуты мы высадились на берег враждебной нам страны. Чтобы выйти на дорогу, потребовалось восемь минут. А до встречи с таксистом мы шли по шоссе двенадцать минут. В его машине мы ехали уже шесть минут. Таким образом, должно было быть 23 часа 30 минут, если я правильно все рассчитал.

Я взглянул на часы, естественно, американского производства, которые были получены нами с большим трудом. Оказалось, что я ошибся на семь с половиной минут. Прислушиваясь к болтовне Билли с водителем, я прикидывал, успеем ли мы попасть в Бангоре на поезд, идущий из Канады.

Затем стал повторять про себя: «Меня зовут Эдвард Грин, мне тридцать три года, уволен с почестями из военно-морского флота США по болезни. Последнее воинское звание — капитан-лейтенант. Я — уроженец Бриджпорта, штат Коннектикут…»

— А вон и огоньки Бангора, — произнес таксист. — Куда вас подвезти?

— К вокзалу, — ответил Билли.

Это было конечно же легкомысленное заявление. Но в данном случае вполне оправданное: гораздо опаснее для нас было бы находиться сейчас в районе высадки.

Билли расплатился с водителем, дав ему шесть долларов. Я так и не сказал ни единого слова. В моих руках были оба чемодана, и я постарался как можно непринужденнее пройти с ними в зал ожидания. Билли же направился к кассе, где взял два билета до Портленда. Поезд должен был подойти через четыре минуты, так что мы вовремя прибыли на вокзал. На такую удачу мы даже не рассчитывали.

Мы сели в общий вагон, в котором пассажиры могли видеть друг друга и слышать все, что говорили соседи. В общем-то обстановка напоминала немецкий пассажирский поезд. В углу сидели пятеро горластых солдат. В руках одного из них была наполовину пустая бутылка виски. Шел общий разговор о проделках некой Элизабет. Рядом с ними пристроился священник. Он постоянно шевелил губами, будто бы молясь про себя. Две фермерши рассуждали о том, как следует ухаживать за курами. Поезд шел довольно быстро, и вагон приятно раскачивался на рессорах.

Мы с Билли ехали молча, не разговаривая друг с другом. Оба чемодана лежали на багажной полке. Я старался на них не смотреть.

Оставалось еще двадцать минут, затем шестнадцать… десять… четыре… Показались огни города. Оставалось пройти перронный контроль, и мы на свободе.

На наше счастье, на выходе солдаты устроили шум, ругаясь на попавшегося им навстречу офицера, который попытался было их урезонить. Пустая бутылка полетела на рельсы. Одни проходившие по перрону люди смеялись, другие ворчали. Никто не обращал внимания на то, что на нас не было зимней одежды и что мы шли с непокрытыми головами, хотя и падал снег.

От волнения нам захотелось есть. Мы сдали чемоданы в камеру хранения. Исход операции «Эльстер» зависел теперь от желтого квиточка, по которому я, заплатив двадцать центов, мог получить назад радиопередатчик, чернила для тайнописи, бриллианты, доллары и оружие.

Выйдя из здания вокзала, мы прошли несколько улиц. На них было значительно больше народу, чем на улицах немецких городов в то же самое время, в 1944 году. В витринах магазинов хозяйничал уже Санта-Клаус. В Германии в последние годы он и не появлялся. Здесь на нем были красное пальто и епископская митра. Белая борода сделана из ваты, как это и положено.

Затемнения, естественно, не было. Кругом царило неоновое освещение. В витринах магазинов лежали золотые часы, автоматические ручки, портмоне, продукты, винно-водочные изделия, сигареты.

Снег перестал падать. Мы пошли назад к вокзалу. У нас было еще полтора часа свободного времени до отправления поезда в Бостон. Даже если и будет обнаружено, что кому-то удалось незаметно высадиться на берег, едва ли кто сможет предположить, что мы — в Бостоне. Этот город имел, однако, большой недостаток: там родился и жил Билли Колпоу. Миновать Бостон не представлялось возможным. Для меня было ясно, что упускать Билли из виду хотя бы на одну секунду нельзя: в миллионном городе у него были родственники, знакомые и друзья.

Естественно, нервничал и он.

На вокзале мы заметили буфетную тележку. Мужчина в белом халате спросил, не желаем ли мы чего.

— Ветчину и яйца, — сказал я. Это были мои первые слова, сказанные по-английски с момента высадки.

— А какой хлеб? — спросил мужчина.

Я даже немного растерялся. Какой хлеб? Наверное, у него их несколько сортов? Мужчина переспросил еще раз:

— Какой хлеб вы желаете с ветчиной?

— Да любой, — ответил я.

Он посмотрел на меня удивленно:

— Может, вам дать поджаренный?