Европа между Рузвельтом и Сталиным. 1941–1945 гг. - Михаил Мягков Страница 29

В любом случае, Рузвельт ни в начале 1943 г., ни позднее не согласился адаптировать вариант двойного использования вооруженных сил западных союзников, который, с одной стороны, гарантировал бы победу над Германией, а, с другой – сдержал бы советские войска на границах Восточной Европы. Как отмечает М. Макколи, у президента были на это веские причины стратегического и геополитического характера. Во-первых, он рассматривал послевоенный баланс сил как выгодный Америке и опасался гипотетического объединения сил ущемленной России с остатками военной машины поверженной Германии. Во-вторых, Рузвельт понимал, что трагедию «траншейной войны» 1914–1918 гг. с ее непомерными, в том числе американскими жертвами, возможно избежать только с помощью России и ее неослабного сопротивления германским войскам на Восточном фронте¹⁷³. А. Гарриман вспоминал, что президент, несомненно, имел в виду следующую возможность: «если русским армиям удастся сдержать напор немцев, то перед Америкой откроется перспектива ограничить свое участие в войне в основном морскими и воздушными силами…»¹⁷⁴ Рузвельт рассчитывал и на будущее участие СССР в войне против Японии, которое также гарантировало сокращение потерь западных союзников, прежде всего американских войск, в боевых действиях на Азиатско-Тихоокеанском ТВД.

В отдаленной перспективе Рузвельт обдумывал систему послевоенного сотрудничества, фундаментом которого были бы гармоничные отношения между США, Россией, Британией и Китаем. Более того, это могло представлять такой мир, в котором другие народы жаждали бы стать похожими на Соединенные Штаты. Как объявлял в то время Г. Люс в журнале «Тайм», ближайшие десятилетия станут «американским веком». Но для Рузвельта, который был вынужден удовлетворять общественные иллюзии относительно будущего мироустройства, встречу со Сталиным, как отмечает Р. Даллек, нужно было «разрекламировать в качестве первого шага на пути к международной гармонии». Американцы хотели верить в стабильные взаимоотношения между государствами после войны и не хотели силовой политики, которая привела к двум мировым войнам¹⁷⁵.

Факт, что Соединенные Штаты (равно как и Великобритания) не понесли во Второй мировой войне таких потерь, которые хотя бы отдаленно можно было сравнить с трагедией гигантских жертв, возложенных на алтарь победы Советским Союзом. Более того, именно предельное напряжение мобилизационных возможностей СССР, гибель в самоотверженной борьбе миллионов советских солдат сделало участие США в войне по американским оценкам «приемлемым» и получило поддержку среди подавляющей части американского народа. США к началу 1943 г. превратились по распространенной тогда терминологии в «арсенал демократии» – т. е. державу, поставляющую на фронты своих и союзных войск в возрастающих масштабах вооружения, а также другие средства ведения войны. Но это стало возможным в условиях ожесточенной борьбы на истощение противников на советско-германском фронте. При иной расстановке сил жертвы США неизбежно бы возросли, и общая картина войны претерпела бы кардинальные изменения. Америка вынуждена была бы пересматривать все свое военное строительство в плане подготовки к боевым действиям дополнительных контингентов сухопутных сил. Вот почему в первую очередь США следовали курсу на сотрудничество с СССР и восприятие его интересов в области послевоенной безопасности.

На встрече 22 февраля 1943 г. президент в сжатом виде затронул и вопросы будущего ряда европейских государств. Его суждения были довольно откровенны, поэтому имеет смысл дать более обстоятельную выдержку из документа, посвященного беседе в Белом доме, состоявшейся в тот день:

В первой половине дня Хэлл, Уэллес, Тейлор, Боуман, Пасвольский пришли в Белый дом, ждали президента 25 минут, но вынуждены были уйти, чтобы вновь возвратиться к нему уже после обеда. Беседа с президентом продолжалась один час. Президент высказал на ней следующие идеи.

Он не знает, что делать с Францией. Восточная Пруссия должна отойти к Польше. В отношении Норвегии, Дании и Голландии нет никаких проблем. Вопросы к Бельгии в основном из-за ее короля. Югославия, возможно, должна быть разделена. Возможно, будет образовано государство Сербия во главе с королем Петром, а в Хорватии проведен плебисцит. Положительное решение о самостоятельности Хорватии должно получить поддержку не менее двух третей от участвовавших в плебисците. Пруссия должна быть отторгнута от остальной части Германии. Китай должен получить Формозу и Маньчжурию. Над Кореей должна быть установлена международная опека. Франция должна лишиться Индокитая, но его новый статус пока под вопросом. Президент очень обеспокоен вопросом о России.

Относительно международной организации президент думает следующее: 1) мирной конференции быть не должно, поскольку все мирные вопросы будут разрешаться четырьмя странами (четырьмя великими державами) совместно с техническими экспертами, число которых не будет превышать десяти; 2) должно быть несколько международных комиссий, которые будут перемещаться из одного места в другое. Женева более не должна быть местом заседаний международной организации – такого постоянного места вовсе не должно быть. Исключая военных договоренностей в Касабланке, не надо вести никаких протоколов о наших беседах и переговорах…

Представители Госдепартамента указывали также, что «новости об этой встречи почти сразу же просочились из Белого дома, и послужили причиной появления нескольких спекулятивных статей…»

Суждения Рузвельта в феврале 1943 г. о послевоенном контроле над миром и будущем Европы можно дополнить следующими строками, отложившимися в качестве примечания к документу Комитета по послевоенным международным отношениям Госдепартамента: «26 февраля 1943 г. м-р Дэвис информировал членов Комитета о том, что Президент изменил свое отношение к Франции. До высадки в Северной Африке Президент придерживался мнения о необходимости разоружения Франции. Но теперь он обдумывает следующий вопрос – что случится, если Франция и Германия будут разоружены, а Россия останется вооруженной и не согласится сотрудничать с США, Великобританией и Китаем в деле поддержания мира?»¹⁷⁶.

Сомнения Рузвельта кажутся, на первый взгляд, вполне объяснимыми – он пытается выстроить свою систему планетарной безопасности и беспокоится о надежности одной из ее ведущих опор. Вопрос вновь идет о доверии между союзниками. Но так ли безупречны стандарты, в рамках которых действует президент?

Попытаемся обозначить некоторые приоритеты, которые могли стоять в то время перед Рузвельтом. Сотрудники Госдепартамента указывали, что президент испытывал колебания относительно Франции. Понятно, что, с одной стороны, ее слабость подрывала и всю французскую колониальную империю, отдельные части которой в будущем могли оказаться в сфере американского влияния. Но, с другой стороны, разоруженная Франция являлась фактором, нарушавшим европейский баланс сил и как бы приглашавшим Советский Союз воспользоваться ситуацией. Представляется, что решался вопрос не только о военно-политическом балансе, но и о сохранении и укреплении экономических позиций США. Послевоенная финансово-промышленная экспансия американских монополий на европейский континент, в случае доминирования там СССР, оказалась бы по меньшей мере затруднительной. Америке предстояло вести достаточно грамотную игру, чтобы, во-первых, добиться скорейшего разгрома нацистской Германии и, во-вторых, не допустить при этом чрезмерного усиления позиций России на европейском континенте.