Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев - Джереми Дронфилд Страница 29

Локарт провел много времени в беседах с Ле Пажем, но внутренне кипел от нетерпения. Ему была интересна лишь гостья, которая приехала вместе с Ле Пажем. После разочарования, которое принесло ему письмо, привезенное на прошлой неделе Гарстином, Локарт затрепетал, когда получил вторую записку, поспешно нацарапанную на листке, вырванном из блокнота: «Дорогой Локарт, пишу несколько торопливых строк на работе, чтобы сообщить, что мне лучше… Обязательно пишите еще и держите для меня комнату в «Элит» на воскресенье. С наилучшими пожеланиями, Мура Б.» ^[168]

После того как Ле Паж ушел, были еще и другие обязательные встречи. Закончатся ли они когда-нибудь? Они все тянулись и тянулись. Мура была здесь, в этом самом здании, а дела не позволяют ему прийти к ней. Было около часу дня, когда последний посетитель пожал ему руку и Локарт проводил его до дверей. Локарт задержался у зеркала, поправил галстук, откинул назад волосы, одернул манжеты и поспешил на лестничную площадку. Взяв себя в руки, он спокойно спустился по лестнице этажом ниже, где находился номер люкс, который служил гостиной и столовой его миссии. Он помедлил перед дверью, перевел дух и вошел.

Комната была залита полуденным весенним светом. У окна стояла Мура, и ее темные волнистые волосы светились под солнечными лучами. Локарт остановился, а затем молча пошел к ней, столь переполненный чувствами, что не мог говорить. Когда ее взор обратился на него и она подарила ему улыбку, он осознал, что эта связь не такая, как любая другая, что эту женщину он никогда не сможет выбросить из головы. «В мою жизнь, – вспоминал он, – вошло нечто, что было сильнее любых других уз, сильнее, чем сама жизнь» ^[169].

С этого мгновения больше не будет никакого притворства, мимолетных поцелуев, соблюдения установленных норм и правил. Для Локарта это будет страстное приключение; для Муры начнется борьба за то, чтобы принять чувства, которые он пробудил в ней.

В тот вечер они пошли на балет «Коппелия» в Большой театр ^[170]. Локарт однажды уже сидел здесь в ложе и смотрел, как Керенский доводит аристократическую аудиторию до неистовства и экстаза своим ораторским искусством. (Он понятия не имел о том, что женщина, сидевшая рядом с ним в тот момент, недолгое время была любовницей Керенского.) «Коппелия» была гораздо более спокойным спектаклем. Аристократов в ложах сменили высокопоставленные большевики, но балет оставался тем же самым, что и всегда, и можно было забыть о том, что революция вообще была ^[171].

Сознавал ли Локарт некую иронию в теме балета – и если да, то отождествлял ли он эту тему с Францем, увлеченным женщиной, которая была жива в его собственном воображении, размышлял ли о том, нет ли за кулисами доктора Коппелиуса, который дергает за нитки, – он никогда не писал об этом. Его благоговение перед Мурой было абсолютным. Со своей стороны Мура все еще не понимала, что значат ее чувства. Она не была женщиной, которая любила, совсем как Коппелия. Или, по крайней мере, не была ею до настоящего времени. Оглядываясь назад на это время, она начинала думать, что тогда пробуждалась, возвращалась к жизни.

Иллюзия, будто они вернулись в дореволюционные времена, рассеялась, когда занавес опустился и оркестр заиграл «Интернационал» вместо былого «Боже, царя храни».

Локарт и Мура вышли из театра в холодную весеннюю ночь и направились в «Элит». Идти больше было некуда, когда в городе шел процесс наведения порядка. В первые несколько недель их пребывания в Москве Локарт, Денис Гарстин и приехавший на время агент SIS Джордж Хилл ходили в нелегальное кабаре, носившее вполне подходящее название «Подполье», которое находилось в подвальном помещении на Охотном Ряду – улице, соединявшей Большой театр и Красную площадь, всего в квартале от Кремля. В этом «Подполье» можно было купить шампанское, и богатая публика, настроенная против большевиков, слушала декадентские песни, исполняемые актером, композитором и кинозвездой Александром Вертинским, включившим в свое творчество цыганскую музыку, которую Локарт считал невыразимо чувственной. Меланхоличная манера исполнения Вертинского вызывала глубокий душевный отклик у аудитории – класса деморализованных людей, лишенных всякой надежды. Однажды ночью на «Подполье» совершила налет банда, состоявшая из бывших офицеров российской армии, опустившихся до воровства. Распихивая по карманам деньги и часы посетителей кабаре, бандиты, заметив военную форму Хилла и Гарстина, не взяли их имущество. «Мы не грабим англичан», – сказал Локарту главарь бандитов и извинился от имени своей страны за презренное состояние, до которого она дошла ^[172].

Теперь не было никаких кабаре. Большевики считали их противозаконными, и чистки, которые покончили с анархистами, также положили конец подпольной ночной жизни города.

Под музыку «Коппелии», которая все еще звучала в их ушах, Локарт и Мура вернулись в «Элит». Так как Хикс все еще был в отъезде, его номер люкс был в распоряжении Локарта. Он забронировал для Муры отдельный номер, но она не спешила удалиться в него. На протяжении всей последующей недели она не часто пользовалась им.

Он писал ей стихи точно так же, как делал это для своей малайской принцессы. Муре они доставляли большое удовольствие. Были и другие вечера, когда они ходили на балет и гуляли по городу. В распоряжении Локарта был автомобиль, и он использовал его на полную катушку. С наступлением весны любимым местом стал опустевший дворец в Архангельском, находившийся к западу от Москвы. Бывшая загородная резиденция князей Юсуповых – это был идиллический уголок, маленький и изящный дворец, построенный в лесу на излучине Москвы-реки. И хотя земли поместья перешли к крестьянам, дом оставался чудесным образом нетронутым. Ни мародеров, ни незаконно вселившихся жильцов в нем не было; просто изящный дворец персикового цвета, нежилой и набитый бесценной мебелью и произведениями искусства. Вряд ли у кого-нибудь в Москве был транспорт, и в этот короткий весенний период они могли наслаждаться этим местом в безмятежном одиночестве ^[173].

К концу той недели Локарт и Мура перешли черту, когда романтический флирт превратился в физические узы, и оставили ее далеко позади. Они стали любовниками.